Горан Петрович - Осада церкви Святого Спаса

– Своему сыну Риниеру, кроме всего сказанного, сообщаю, что выступившее на Иерусалим войско крестоносцев я в полном составе повернул на Константинополь главным образом для того, чтобы завладеть одной чудотворной мантией. Это плащ, который, как сообщил нам некий венецианский дипломат Якопо Гомберто, находится в ризнице василевса уже несколько сотен лет, с тех пор, как его подарил византийским императорам какой-то скифский знахарь, или колдун, или, как он сам себя называл, шаман. Сделанный с варварской примитивностью из птичьих перьев, причем все они разные, а числом достигают десяти тысяч, и с виду ничего особенного собой не представляющий, этот плащ обладает особыми свойствами. Точно известно, что он позволяет летать, защищает от смерти, сообщает владельцу все знания, как доступные людям уже сейчас, так и те, которые откроются им в будущем. Все перья этого плаща взяты от разных птиц, и каждым из них пишется определенное слово в его полном значении. Таким образом, сила, которую может обрести владелец плаща, – безгранична… На этом заканчиваю, так как занимается день. Если я на чем-то остановлюсь, препоручаю продолжить мое дело сыну Риниеру. Anno Domini 1204, дож Республики Святого Марка Энрико Дандоло, собственногласно, на командной галере, с которой рукой подать до столицы Ромейской империи.

И вот, на рассвете этого апрельского дня враги боевыми топориками перерубили большинство невидимых веревок и канатов, которые держали небо над Константинополем гладко натянутым, а косы волн вокруг защищавшего его волнолома аккуратно заплетенными. Свод резко взвился, пошел складками и покрылся прорехами, как разодранная парчовая накидка, повсюду закручивалась бахрома распустившихся волн, появились дурные знамения – в небе стая угрей, а на морском дне – утонувший птенец двуглавого орла.

Один за другим, один за другим поднялись кресты, вышитые на стягах. Нетерпеливо заблестели латы, щиты и обоюдоострые мечи. Лица исчезли под цилиндрическими шлемами, за забралами с узкими прорезями для глаз, скрепленными для большей прочности металлическими полосками в форме креста. Воцарилось гробовое молчание. Потом зазвучали трубы, фанфары и рога. Начался штурм города.

На суше наступала легкая пехота и тяжелая конница крестоносцев. На воде боевые действия вели неповоротливые бокастые баркасы и подвижные, стремительные галеры. Защитники города под командованием Феодора Ласкариса, военачальника, отличавшегося мудростью и неустрашимостью, держались, несмотря на свою малочисленность, храбро. Трудно было бороться с рыцарями, от их стрел погибли многие из тех, кто занял позиции на стенах, однако еще большую опасность представляли коварные планы венецианцев, особенно те, что родились в голове их жестокого властителя. В соответствии с его замыслом из осадных приспособлений, которые могут выбрасывать клубки огня, ведра известки, камни или облака летучих мышей, на Царьград каждый день падало все больше и больше мрака, сначала мелкого, похожего на пыль, а потом и в виде небольших комков и даже целых кусков наподобие камней. Мало где в ромейской столице день продолжался теперь дольше пары часов. Позже уже мало где и рассветало. Один громадный кусок тьмы потушил никогда доселе не угасавший маяк в царской гавани Буколеон. Против темноты по всем улицам, останавливаясь на перекрестках, форумах, возле важнейших башен и поврежденных штурмом стен, носили чудотворную икону Богородицы Одигитрии, написанную кистью евангелиста Луки. Однако безнадежность возобладала, и будто по воле злого рока император снова повернулся спиной к «царице городов». На этот раз, сохраняя стройность фигуры, но внутренне согбенный под тяжестью нечистой совести, сбежал василевс Алексей V Дука Мурцуфло.

Когда в полдень тринадцатого апреля крестоносцы пришвартовали галеры непосредственно к городским стенам, спустили мосты, прошли через разрушенные городские ворота Константинополя, они столкнулись с почти непроглядной ночью и десятками тысяч объятых смятением людей. Во тьме сияли лишь светлые здания, блестящие мозаики, похожие на бутоны потиры, оклады иллюстрированных книг, стройные светильники, роскошные киоты, мелкие личные вещи, диадемы, гривны, запонки, пуговицы, зеркала, шпильки, все, что было сделано из жемчуга, драгоценных металлов, эмали, яшмы, хрусталя и отполированной лаской рук слоновой кости. И повсюду – от монастыря Студеона до церкви Святого Теодосия, от монастыря Святого Георгия на Мангане до церкви Святого Спаса в Коре, от Святой Марии на Влахернах до Святого Андрея на Крисе – сияли смиренным тихим светом нимбы на иконах святых.

Уличные бои быстро превратились в свирепую расправу, а затем и в невиданный грабеж. Сопротивление полностью прекратилось. Жители Константинополя жалели о том, что родились на белый свет, но дож потребовал строжайше проследить за тем, чтобы они не унесли с собой даже ночь собственной империи. Дандоло приказал – все, что одна рука не сумеет разгромить, другая должна поджечь. Пламя, пожиравшее красивейший на свете город, должно было стать последним, что увидят защищавшие его. С женщинами и детьми, как передал он войску, каждый мог поступать по собственному усмотрению. (И это было еще хуже, чем если бы каждому вынесли приговор.)

Жизни лишали даже грудных детей, для уничтожения было достаточно гадливого замечания: «Этот ублюдок плачет на греческом!» Виллы патрициев грабили до полного опустошения, отнимая под конец и невинность женской прислуги. У тех, кто жил в лачугах, отнять было нечего, но им разоряли на крышах гнезда аистов, единственное, чем они владели. Алчные до драгоценностей и реликвий, захватчики врывались в церкви и монастыри. Робер де Клари описал захваченное лишь в одном из тайников: два кусочка Честного Креста, железо от копья, которым Иисусу пронзили ребра, два гвоздя, хрустальный флакончик с кровью Христовой, одеяние, которое сорвали с Него, перед тем как вести на Голгофу, корона из морского тростника… На Ипподроме победители устроили состязание – ради забавы заставили монахов на четвереньках бежать по кругу. К знаменитой порфировой колонне на Константиновой форуме привязали бродячую собаку, чтобы она выла и скулила над судьбой города всех городов. Бюсты правителей, сделанные из позолоченной бронзы, вымазали верблюжьим навозом. Поросенка обули в две пары красных кожаных туфель и пустили хромать по улицам, сопровождая выкриками: «Василевс идет! Дорогу ромейскому василевсу!» Пьяные воины соревновались, кто дольше сможет мочиться в императорский колодец, а победитель мог в качестве награды взять себе в слуги любого из оставшихся в живых сыновей аристократов. На престол в церкви Святой Софии посадили разнузданную женщину, приказали ей петь, и пока одни самозабвенно предавались непристойным пляскам, другие прямо на алтаре богохульно бросали кости, ставя на кон награбленное…