Владимир Бацалев - Кегельбан для безруких. Запись актов гражданского состояния

Иван захохотал. Он кричал хохотом, и к нему ссыпались прошлогодние жухлые листья, с которыми не справились осень и зима.

«Свихнулся», — пронеслось в мозгу Чертоватой, и, завизжав, она бросилась наутек, не разбирая дороги, пока дерево, зацепив ее шарф, едва не придушило Любку. За ней понеслись вприпрыжку Путаник и Кавелька.

— Стойте! — закричал Иван. — Стойте, идиоты!

— Подождите нас! — закричала Марина.

— Нет никакого привидения! Это талый снег застрял на елке! — сказал Семенов.

— Как нет? — спросил Сусанин

— Как нет? — остановилась Капелька.

— А кто же говорил? Галлюцинация? — спросил Путаник.

— Это я говорил, — сознался оракул, — я умею чревовещать.

— Сволочь! — сказал Саша и ударил Семенова по носу.

— 3-зачем вы нас напугали? — спросил Путаник. — Я з-за-икаться стал.

— Напугал? — удивился оракул. Он поднялся с земли и ответно двинул в зубы Саше. Я рассказал вам историю за автора… И знаете, про кого?

— Замолчи, пугало! — сказал Подряников, выплевывая табачные крошки.

— Хватит! — закричал Сусанин, замахал руками и затопал ногами — Хватит! Прекратите массовый психоз!

— Бежим скорей домой! — сказал Путаник.

— Есть у нас еще спирт? — спросила Кавелька. — Дайте глоток.

— И мне глоток, — сказала Чертоватая.

— Идемте же!

— А куда? Где дорога?

— Там.

— Нет там!

— Мы вон оттуда пришли!

— Семенов, веди нас, — сказал Сусанин.

Через десять минут они вышли на дорогу прямо к пустой бочке.

— Сколько отсюда до города? — спросила Чертоватая

— Десять километров

— Мы к утру придем!

— Машина! — закричал Иван.

Все вытянули руки, но машина проехала мимо, раскрасив одежду серыми пятнами.

— Надо спрятаться, а на дороге оставить девушку. Тогда непременно остановят, — сказал Путаник. — Тут мы как выскочим, как выпрыгнем!..

— Ты думаешь, будет еще машина? — спросил Сусанин. — Зимой на этой дороге поскользнулась молодая пара и поломала все четыре ноги. Нашли их на третьи сутки, но уже околевшими. Так что дня два мы можем смело отдыхать. Завтра Семенов покажет нам бабу-ягу.

Тогда все построились на кромке асфальта в затылок друг другу и, засунув руки в карманы — кто — пальто, кто — штанов, — поскакали, как кенгуру, домой.

Только Семенов засунул руки под мышки, потому что из всех его карманов торчали человеческие косточки, которые оракул решил похоронить на Сворском кладбище. Дело в том, что на монастырском дворе во времена проклятого режима монашки прятали зачатых во грехе новорожденных, предварительно удавив, чтобы те не кричали из земли. А звери после разгона и краха пустыни в голодные месяцы отрывали кости, обгладывали и разбрасывали по двору…

Участники садятся в круг. Первый тихо говорит на ухо соседу, что он ему дарит, например, «яблоко». Сосед должен запомнить подарок, и сам, в свою очередь, подарить следующему, например, «велосипед». Одновременно в обратном направлении идет отдаривание. Последний говорит на ухо предпоследнему, что надо сделать с предметом, который ему подарят. Иногда получается очень смешно: яблоко предлагают съесть, книгу — прочитать, а сковородку — выкинуть.

Солнце лезло в окно и звало из постели так настойчиво, безотвязно и требовательно, что ван дер Югин в своей кроватке надвинул простыню по уши, спасаясь от света, продлевая негу между сном и бодрствованием, удивляясь, почему до сих пор не кричат «Ребятки! Вставать пора!» Сколько ни бился И над этим вопросом — ответа не нашел. Ответ, решил он, можно получить только экспериментальным путем. Сосчитаю до десяти и встаю. Лучше — до ста. Раз, два, три… Воспитательница давно вылила бы на меня чашку холодной воды и хохотала бы до полдника. Откуда у нее такие припасы черного юмора? Я ведь помню ее сопливой девчонкой. Тихая была и вся в родинках, как подсолнух. «Дядя И, сделай мне бумажный кораблик». — Делал. Чего ж не угодить ребенку? Яблоки ей разрешил рвать в своем палисаднике; с будущим супругом, можно сказать, свел, и вот благодарность за счастливое детство: стакан воды в постель! Ван дер Югин ножкой спихнул простыню на пол. По глазам ударил невыносимый свет, как в кинотеатре при обрыве пленки вдруг вспыхивает черный потолок, и сразу не разберешь что к чему — только пустой белый экран впереди.

Когда глаза справились с потоками света, ван дер Югин увидел, что все кроватки пусты, а товарищи по играм исчезли. Он оказался в спальне позабыт-позаброшен. «Как же так? — подумал он. — Как такое случилось? Может быть, детей забрали на выходные родители?» — И успокоился этим объяснением.

Адам умышленно дезинформировал Подряникова, когда сказал, что ван дер Югин скрывается в родильном доме. На самом деле И прятался от милиции в детском саду на пятидневке. Лучшего убежища он не придумал, потому что вообще стал худо соображать с тех пор, как полюбил находиться в беспамятстве «Ведь все новое — это хорошо забытое старое, — с трудом вспоминал он избитый афоризм. — Значит, чем больше я забуду, тем больше открою заново, тем интереснее будет моя жизнь — жизнь скромного первооткрывателя вечных истин… »

Ван дер Югин выскочил из кроватки, торопливо натянул колготки, надел рубашку, уже добравшуюся до колен, фуфайку с драными локтями, обул ботинки, которые еще в прошлом году стали ему велики, и, перекувыркнувшись через форточку, оказался на улице. Весна прополоскала его ноги в луже, но И только улыбнулся этому. Утопая в осевших сугробах, он побежал за беременной кошкой, поймал ее и спросил радостно:

— Ну что, киска, дождалась весны?

— Мяу, — ответила кошка, выпутываясь из объятий.

Ван дер Югин подумал, не встать ли и ему на четвереньки. Для человека, близкого к природе существа, такой способ перемещения был бы более физиологичен. Но тут он увидел прыгающую ворону, спросил и ее, дождалась ли она весны. Потом вспомнил о кроликах и лягушках и подумал, не скачками ли передвигается жизнь по земле? А когда на асфальт выполз червяк, у которого из конечностей был один хвост, ван дер Югин сказал ему:

— Ну что, червячок? Оказывается, при движении вперед жизнь может ползать, ходить, скакать и летать. Но сейчас она стоит как дерево и качается по ветру. Так что, если ты поспешишь, у тебя появится шанс обогнать ее.

Тут он подтолкнул червяка, показывая, в какую сторону следует догонять эволюцию, а сам отправился к своему другу Сусанину и его жене Фрикаделине с надеждой на завтрак, потому что другой его товарищ, Семенов, готовил себя к тюрьме и ничего не держал на проходной, кроме сухарей. Шел ван дер Югин по улице и озирался: думал, после побега из КПЗ его ищут с собаками. Но в милиции деяния ван дер Югина числились в графе раскрытых преступлений, план по нему был выполнен, поэтому в глазах правоохранительных органов И потерял всякий интерес. Об этом поведал И повстречавшийся коллекционер Вася Подоконник, ходивший вокруг домов и собиравший в авоську все, что выбрасывали из окон. Ван дер Югин сидел с ним в одной камере и хорошо помнил, как закричал Подоконник: «Мальца-то за что садите?» — «Этому мальцу сто тридцать пять лет», — ответил дежурный, коленкой запихивая И в камеру… Подоконник раскрыл ван дер Югину еще одну тайну. Оказывается, в стране с каждым годом сокращался процент преступлений, но, если в других городах он еще держался на уровне пяти-шести к тринадцатому году благодаря карманникам и коммунальным дракам, то в Сворске из-за усердия начальства перед более высоким начальством этот процент в нынешней отчетности свели к нулю, то есть в Сворске преступнику взяться было совершенно неоткуда.