Алан Уорнер - Морверн Каллар

Сев на сухой валун, я подождала, пока ноги отогреются на солнце и мурашки исчезнут, затем нанесла пену и побрила ноги одноразовым станком. Положила бритву на камень, ступила в воду, прозрачную на отмели, и ополоснула голени и бедра. Пальцы ног заломило. Вернувшись на валун, я обсушила ноги на полотенце и нанесла увлажняющий крем. На солнце было так тепло, что у меня дыхание перехватило, когда я снова залезла в реку с мылом и плеснула воды между ног. Я хорошенько намылилась и снова ополоснулась, наблюдая, как течение относит за камни хлопья пены. Шлепая по отмелям с мокрым полотенцем в руках, я старалась не ступать в илистые затоны, а затем выпрыгнула на поросший травой низкий песчаный берег.

Села, выставив ноги на солнце, распаковала педикюрный набор. Вставила прокладки между пальцами, покрыла ногти «Шоколадной вишней» – лак казался особенно ярким на фоне травы. Когда он подсох, я надела кожаные сандалии, сняла с ветвей березы драные джинсы и влезла в них. Убрала флакон с лаком и прокладки в сумочку с педикюрным набором, остальные туалетные принадлежности оставила на валуне до следующего утра. Развесила полотенце на ветвях березы и надела футболку. Прогулялась по берегу вверх по течению, мимо отхожего места, которое вырыла поближе к песку, чтоб было чем присыпать яму после каждого посещения.

Я присела у маленькой запруды, образованной тремя камнями, где держала в холодной проточной воде бутылки. Выловила пластиковую бутыль с молоком и два яйца вкрутую, оставшиеся с вечера.

Футболка была зеленая, с двумя маленькими карманами спереди. Вареные яйца стукались о грудь, болтаясь в крохотных карманах. В одной руке я несла молоко, другую упирала ладонью в голое бедро, чтобы легче было взбираться по крутому склону к палатке.

Я отпила немного сливок с молока, постукала яйца о камни, которые приволокла с берега реки и уложила вокруг костра. Один почерневший булыжник треснул, на другом выступил окисел. Прошлой ночью я устроила приличную дымовуху, чтобы прогнать мошкару в низину.

Прикурив «Силк кат» от золоченой зажигалки, я уставилась на Бейнн-Мхедхонак. Марево поднималось, обдавая жаром, но и бриз поднимался тоже – на горном склоне он всего свежей. Над рекой по склону были разбросаны островки вереска.

Я смахнула скорлупу в кострище и заползла в палатку за солью. Внутри было душно, как в бане. Я прихватила плеер.

Специально для вылазки на природу в такую жару я составила подборку:

Я включила плеер, натянула носки, надела ботинки. Нацепив зеркальные очки, застегнула молнию на палатке и сбежала вниз по склону, чтоб закинуть молоко обратно в запруду.

Зашла за куст утесника, пролезла внутрь, под колючие ветки, усыпанные мясистыми и нежными желтоватыми венчиками. Большой пластиковый рюкзак, который я оставила здесь на прошлой неделе, был на месте, под камнем, на котором лежал большой садовый совок.

Прыгая с камня на камень, чтобы не замочить башмаки, я перебралась через реку По тропе, протоптанной овцами, проникла в заросли молодого яркого папоротника, продралась вглубь, поднимая тучи мух над головой. Прикурила от золоченой зажигалки «Силк кат», выпуская дым большими клубами. Как я ни всматривалась, так и не смогла разглядеть сквозь трепещущую листву берез объездную дорогу.

Совком я разгребла пахучую почву. Запах земли перебивал все остальные. Когда совок заскреб по картону, я потянула захороненную коробку, но она порвалась от сырости. Я нагнулась и вытащила круглый сверток, замотанный в упаковочный пластик и перетянутый посылочной лентой. Сунула его в пластиковый рюкзак, распрямилась, ногами распинала обрывки влажного картона и забросала землей неглубокую яму. Отправила совок в рюкзак, затем взвалила рюкзак на спину, стараясь пристроить его поудобнее. Под ногти набилась земля, как на работе. Я неуклюже попыталась вытереть руки об задницу в драных джинсах.

Под радостное пение Салифа Кейта, исполняющего Nyanafin, я обогнула берег по излучине, энергично ступая своими загорелыми ногами. Солнце припекало, накаляя волосы, о спину стукалась Его отрезанная голова.

Мои башмаки утопали в мягких розоватых моховых кочках, а пушица клонила шелковистые головки под ветром. Я карабкалась, разглядывая мох и охристую траву, сбивая ногами редкие бутоны камнеломки.

Когда сердце начинало колотиться в горле и спину под рюкзаком пощипывало от пота, я делала остановку. И снова карабкалась вверх. Склон становился более пологим, и, оглянувшись, можно было охватить взглядом всю долину внизу. Земля казалась совсем плоской – так высоко я забралась, прозрачный утренний воздух помутнел от жаркого марева.

Голос Салифа Кейта на солнце звучал так славно, что я вытянула руки и начала медленно кружиться, жмурясь. Солнечные лучи казались стрелами, а по лицу разливалось тепло. Когда я замерла, голова кружилась. Далеко внизу, за округлыми буграми, на которых я стояла, виднелась крохотная палатка. Мой взгляд последовал вниз за рекой к продолговатым гривам, поросшим лесом, туда, где она впадала в длинный и узкий морской залив. В местах выхода скальной породы горбатые травянистые холмы, расцвеченные яркой зеленью берез, нависали над рекой, сбегающей по порогам в низину. Я попробовала присесть, но мох подо мной захлюпал. Пришлось вскочить на ноги.

Когда я огибала склон, чтоб увидеть самую вершину, в уши вливалась Blue Bell Knoll. Я вытащила Его голову из рюкзака и отложила подальше. Удостоверилась, что она не стронется с места, и расхохоталась, представив, как голова катится, подпрыгивая, вниз, а я несусь следом. На всякий случай я затолкала ее чуть глубже в вереск, проверив прочность упаковки и пленки.

Сняла зеркальные очки и совком принялась ковырять жесткий дерн, пока не нарыла земли. В этих горах запросто можно напороться на твердую породу, поэтому я и выбирала впадину, где наверняка лежал слой торфа. Яма наполнялась черной водой, от которой руки покрылись разводами до самых локтей.

Сунув голову в рюкзак, я запихала его в яму. Сверху присыпала комьями грязи и надавила руками. Послышалось бульканье – в рюкзак набиралась вода. Я набросала в яму крупных комьев и хорошенько притоптала. Потрясла немного руками, чтоб грязь на коже обсохла, затем продолжила карабкаться, размахивая совком под I'm So Green, пока не достигла большого скопления замшелых валунов. Влезла на один такой камень, прикурила от золоченой зажигалки «Силк кат» и выключила плеер.

Отсюда, сверху, были видны как на ладони все земли, лежащие к западу от Бэк-Сеттлмент, где железнодорожные пути подходили к перевалу, следуя за дорогой к электростанции, деревне за ней, где перевал расширялся ближе к концессионным участкам. Там, где пересохшие ручейки впадали в потоки побольше, зеленели брызги березовых рощиц. Один поток бежал под бетонным мостом у платана, где буйно разрослись примулы. Залив поблескивал; бескрайнее небо над жаркими летними холмами, обильными на траву и деревья, казалось, было наполнено искрящейся пылью. Снизу доносился шум воды, падающей в дренажные колодцы. Она, должно быть, окропляла серебряной пылью папоротники, и капельки ее повисали на кончиках листьев. Я озирала пейзаж лениво, без всякой спешки. Зевнула от души. Куда спешить? Обе руки и нога захоронены на утесе над платаном. Торс и другая нога, зарытые выше, сделают еще гуще ковер из колокольчиков под влажными скалами. Повсюду вокруг покоятся в земле Его останки.