Андрей Рубанов - Готовься к войне

В свете тусклого фонаря, едва спасающего от темноты самое себя, обозначился тоненький силуэт. Знаев впервые увидел Алису не в юбке, а в джинсах; оценил фигуру и сделался самодовольным. Сообразил, что надо бы выскочить и открыть девушке дверь — но девушка сама справилась. Ловкая, сладко пахнущая, мгновенно устроилась наилучшим образом, скинула туфли, подтянула к груди одно колено.

— Ты меня напугал. Что случилось?

Знаев набрал в грудь воздуха и сказал:

— Я не могу без тебя. Вообще. Совсем. Ни секунды не могу. Перестань улыбаться, я серьезно…

— Извини.

— Я что, смешон?

— Нет, — сказала Алиса и засмеялась.

— Поедем со мной, — хрипло позвал банкир.

— Куда?

— Куда хочешь.

— А куда хочешь ты?

— Ко мне.

— Сейчас?

— Да. Сейчас.

Она, разумеется, поразмышляла, но только несколько мгновений. Может, ни о чем и не размышляла, и даже скорее всего не размышляла, просто ситуация требовала от приличной девушки помедлить с ответом.

— Я должна предупредить маму. И кое-что взять. Сумку, телефон… Я вернусь через минуту…

Знаев испугался:

— Нет. Не уходи. Вдруг ты передумаешь?

— Не передумаю.

— Не уходи! Я куплю тебе новую сумку. И телефон. И все остальное.

— Да, но маму ты мне не купишь.

— Тогда я пойду с тобой. Я все объясню твоей маме… лично.

— Нет, — серьезно возразила Алиса. — Это как раз совершенно ни к чему. С мамой я сама разберусь. А ты — сиди и жди.

Последние слова прозвучали уже совсем, совсем иначе, нежели все, что говорилось меж ними прежде. Нежный, деликатный, но все-таки приказ. Я согласна быть твоей, я говорю «да», я почти готова, но сейчас — сиди и жди.

Она побежала в дом с немного чрезмерной решительностью. Почему-то окинула взглядом окна. Конечно, — догадался банкир. — Маленький городок, все всех знают. Завтра тут станут взахлеб обсуждать, как рыжую из второго подъезда ночью увезло огромное черное авто…

Пока ехали, он не проронил ни слова, не хотелось разговаривать; чувствовал, что и его спутнице — тоже. Оба понимали, что разговоры еще будут. Долгие, спокойные. Зачем говорить сейчас, если ближайшим утром можно обсудить те же самые темы гораздо более откровенно?

Повернул на «свою» дорогу, притормозил. Конечно, сегодня лихачить нельзя, это будет выглядеть очень пошло. Наоборот, покатил преувеличенно медленно.

Вот, везу к себе деваху, на все согласную. Более того: я, кажется, в нее влюблен. Минут через двадцать или двадцать пять она станет моей. Надо бы с ума сходить от вожделения, но что-то не вожделеется мне. Предчувствую проблемы, сложности. Будущее не безоблачно.

Там, впереди, за посеребренным луной клеверным полем, над кромкой леса, в черном небе прозреваю события, повороты судьбы, бури, штормы, грозы — настоящую любовь.

Когда фары выхватили из темноты широкие, кованого железа, двустворчатые ворота поместья, девушка нарушила молчание.

— Только не говори мне, — сказала она, — что сейчас ты достанешь хитрое устройство, нажмешь кнопку — и ворота сами собой откроются.

— Прости, — скромно ответил Знаев. — Именно так я и сделаю.

Алиса проспала полночи и все утро. Знаев приходил и смотрел на волосы, на полуоткрытые губы. Подкравшись в очередной раз, вдруг испугался, что чувства его — скорее отеческие. Все-таки семнадцать лет разницы. Потом подумал и решил: нет, не отеческие. Никакой снисходительности, никакого умиления свысока. Просто человек привел в свой дом подругу и проснулся раньше, чем она.

Когда, стараясь ступать бесшумно, в очередной раз проник в залитую солнцем спальню — глаза Алисы были открыты, и она глядела на него задумчиво, почти печально.

— Доброе утро.

— Доброе, — ответила девушка севшим со сна голосом.

— Как поспала?

— Замечательно. Я бы и дальше спала. Всю жизнь бы так спала… — Она потянулась; Знаев залюбовался ключицами и шеей.

— Это кислород, — объяснил он. — Спи, сколько хочешь.

— Нет уж. Надо вставать.

Банкир присел на край кровати и пощекотал маленькую белую ступню. Рыжая издала нежный мурлыкающий звук.

— Тогда, — посоветовал он, — иди пока поплавай. Натощак. Дверь направо — к бассейну, налево — душ и туалет. Бери любой халат — они все чистые. Потом будем завтракать. На веранде.

— А ты, — еще раз потягиваясь, спросила Алиса, — почему без халата?

— Люблю быть голым.

— А мы сейчас… одни?

— Конечно. А кто еще здесь должен быть?

— Ну… Прислуга. Горничные там всякие… Или как это называется…

— У меня нет прислуги. Три раза в неделю, днем, пока я на работе, сюда приезжают специальные люди. Они убирают, стирают, проверяют технику, оставляют продукты — и исчезают до моего приезда…

— И ты тут всегда совсем один?

Знаев улыбнулся.

— Иди. Плавай. Потом поговорим.

— Хорошо, — послушно произнесла рыжая и убежала, шлепая босыми ногами по бамбуковым циновкам.

Банкир отдыхал всего два часа, в его голове слегка шумело, и ломило мышцы. Он вышел на пахнущую смолой веранду. Застелил стол свежей льняной скатертью. Недолго думая, принес из холодильника все, что есть. Перелил в кувшин молоко. Он никогда ничего не понимал в сервировке и считал излишними любые церемонии, сопровождающие процесс поглощения пищи. Наливая бензин в бак автомобиля, человек действует просто, без лишних движений — зачем превращать в сложный ритуал заправку топлива в собственный желудок?

— А кофе нет? — спросила гостья, появившись за его спиной.

— Я не пью кофе. Но мы сегодня же купим тебе хорошего кофе.

— Ты, наверное, не собираешься меня отпускать.

— Куда?

— Домой.

— Я, — с расстановкой сказал Знаев, — не собираюсь тебя ни отпускать, ни удерживать. Хочешь быть здесь, со мной, — будь со мной. Не хочешь — ради бога.

— А ты?

— Что «я»?

— Чего хочешь ты?

— Неважно. Мало ли чего я хочу. Садись. Кушай.

Алиса подумала и сказала:

— Судя по твоему дому, ты хочешь очень многого. Ты многое имеешь, а хочешь еще больше.

— Тебе понравился дом?

— Еще не поняла. Ты проведешь для меня экскурсию. Попозже.

— Разумеется.

— А зачем такие высокие потолки?

— Это моя слабость, — ответил банкир, застеснявшись. — В обычной городской квартире мне душно и дурно. Человек должен иметь над головой пространство. Чтобы пары дыхания уносились прочь, а не висели в метре от затылка, отравляя мозг… Особенно дети — они обязательно должны расти в обширных помещениях с высокими потолками. Только тогда они будут по-настоящему свободны. Поскольку пространство и есть свобода…

В несколько мощных глотков он осушил стакан с водой и с отвращением произнес: