Илья Стогов - Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах

Родители хотели, чтобы Томас стал священником. В тогдашней Великобритании (точно так же, как и в тогдашней России) «быть священником» вовсе не подразумевало «верить в Бога». Майн Рид и не верил: от священнической карьеры он отказался, убежал из дому в Америку и первое время работал надзирателем над свежими партиями рабов. Работа была так себе. Случалось и собственными руками пороть непокорных и по просьбе будущих хозяев лишать невинности молоденьких негритянок.

Плюнув на работорговлю, Майн Рид отправляется на американский Запад. Странно, что по пути он так нигде и не встретился с Бантлайном: колесили они приблизительно в одно время по приблизительно одной и той же территории. Зато вернувшись с Запада, он близко сошелся с другим начинающим литератором: молодым, но уже добившимся кое-какого успеха Эдгаром По.

Молодые люди оба имели шотландские корни и были не дураки выпить. И не только выпить: оба употребляли препараты и позабористее. Писать оба были готовы сколько угодно и о чем угодно. Да и амурные предпочтения у них были схожие: По женился на четырнадцатилетней девушке, а жене Майн Рида было чуть больше тринадцати. В общем, они понравились друг другу.

Это было время, когда новорожденная интеллигенция осваивала литературу так же, как первопроходцы осваивали Дикий Запад. Побеждал в обоих случаях тот, кто не останавливался ни перед чем. Тот, кто готов был еженедельно выдавать по главе романа, а в перерывах публиковать рассказы, стихи, путевые заметки и плюс каждый вечер до беспамятства напиваться. И Эдгар По, и Томас Майн Рид, и Нэд Бантлайн идеально годились для этой профессии.

В 1847-м началась американо-мексиканская война. Решив развеяться, Рид записался добровольцем. Во время штурма крепости Чапультепек под Мехико он был тяжело ранен, потерял сознание и, заваленный трупами, остался лежать на поле боя. Семья в Ирландии получила похоронку. В газетах были опубликованы некрологи. Молодой человек, впрочем. выжил. Плюнув на службу, он долго лечился, а потом решил вернуться в Штаты и вплотную заняться литературой.

Полтора века подряд интеллигенция вбивала в головы читателя странные картинки собственного быта: творец немного не от мира сего… перо в руках, отрешенный взгляд… прилив вдохновения, и вот уже из-под пера бегут возвышенные строки. К реальности эта картинка никакого отношения, разумеется, не имеет. Все первые авторы европейской и американской литературы писали как про́клятые: десятичасовой рабочий день, несколько толстенных романов в год. Ритм их жизни больше напоминал работу шахтера в забое, и если бы кто-то их них попробовал бы ждать вдохновения, то просто помер бы с голоду.

Работа писателя — тяжелый физический труд. И Майн Рид прекрасно понимал, за что берется. В темпе отстрочив свой первый роман (воспоминания о только что закончившейся мексиканской войне), он бегает по издательствам и пытается куда-нибудь его пристроить, а сам вечерами пишет второй роман, и при этом параллельно публикует статьи в двух газетах сразу.

Найти издателя в Америке не удается, и Майн Рид перебирается в Европу. Здесь он женится, участвует в социалистических митингах, знакомится с входящими в моду Карлом Марксом и Александром Герценом, а главное, получает-таки контракт на серию из нескольких романов. Правда, темпы разочаровывают Рида: издатель готов покупать у него лишь по одному роману в год. План состоял в том, чтобы в канун Рождества на прилавках магазинов появлялась бы новая история о приключениях в экзотических краях, подписанная «Капитан Майн Рид».

В США такие скорости всем были смешны. Здесь автор, который не мог выдавать по роману хотя бы раз в два месяца, не имел ни единого шанса на успешную карьеру.

Главной медиаимперией США на тот момент была издательская фирма «Бидл-энд-Адамс». Именно она завалила американские прилавки первыми массовыми романами. Назывались они «вестерны по десять центов». Самая первая книжка этого издательства вышла 9 июня 1860-го. Называлась она «Малишка, или Индейская Жена Белого Охотника». Роман пользовался бешеным успехом. Целых сто страниц невероятных приключений за каких-то десять центов! Решив ковать железо, пока горячо, «Бидл-энд-Адамс» тут же наладили поточное производство похожих романов.

До конца года выпустили аж двадцать восемь выпусков. Проблем со сбытом не было, денежки капали в кассу, и, начиная с двадцать девятого выпуска, на обложку серии стали ставить еще и цветную картинку с соблазнительной красоткой. После этого дела у издательства и вовсе пошли в гору.

Строились «десятицентовые романы» в общем-то по одной схеме. Когда-то в своем романе «Последний из могикан» эту схему публике впервые предложил еще один американский классик, Фенимор Купер. А потом ее использовали все кому не лень. Экзотические декорации. Смертельная опасность, грозящая хрупкой девушке. Отважный герой, с крепким подбородком и глазами цвета льда. Нападения краснокожих, засады, погони, перестрелки. Героиня, разумеется, спасена, но часто — ценой жизни главного героя.

Казалось бы: копеечные журнальчики, ерундовая история. Стоит ли вообще обращать на них внимание? Но именно эта индустрия изменила лицо Америки. Чтобы донести свою продукцию до каждого жителя США, издатели впервые создали общенациональную сеть распространения прессы. Основали десятки типографий и фабрик по производству бумаги. Вырубили леса, проложили железные дороги. Именно вокруг рынка вестерна выросли самые серьезные в тогдашних Штатах рекламные агентства. Во время Гражданской войны вестерны отправлялись на фронт, так же как продовольствие и обмундирование. Но главным было даже не это. А то, что именно из «десятицентовых» романов американцы впервые узнали, что являются американцами.

В начале XIX века на бескрайних просторах Северной Америки обитало приблизительно двадцать — двадцать пять миллионов человек. Никому из них и в голову бы не пришло, будто все вместе они составляют некую «американскую нацию». Банкиры с Уолл-стрит, рабовладельцы Юга, техасские ковбои, рейнджеры с Дикого Запада — вся эта разношерстая публика ни в жизни не поверила бы, будто ее можно втиснуть в рамки одного-единственного словечка «американцы». Уж слишком все они были разными. Уж слишком непохожими друг на друга.

Трапперы охотились на бобров, плантаторы растили хлопок, индейцы снимали с бледнолицых скальпы, — никакого единства эти миллионы людей не составляли. Более того, в игре под названием «жизнь» друг друга все они воспринимали как неприятных конкурентов. Как может принадлежать к одной «нации» американский плантатор и работающий на его плантации негр? Что общего может быть у русского барина и русского же крестьянина, жена которого грудью кормит принадлежащих барину щенков?