Илья Стогов - Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах

Основанный им журнал просуществовал почти столетие. Дико долго для рынка, на котором выше всего ценится оперативность. В Argosy начинали «отец» Тарзана Эдгар Райс Берроуз, изобретатель Конана-варвара Роберт Говард и самый популярный детективщик всех времен Эрл Стенли Гарднер. В каждом выпуске читатель находил главу сериала длиной в пять тысяч слов. Обрывался рассказ, как и в историях Шахерезады, на самом интересном месте, и дальше, две недели подряд, читатель с нетерпением ждал продолжения.

Такие журналы в Штатах называют «палп-фикшн». Как правильно переводить это слово на русский язык, не понятно. У нас в России такой штуки очень долго не было, а значит, не было и слова для его обозначения. Когда вышел фильм Квентина Тарантино, называвшийся Pulp fiction , прокатчики либо оставляют название вообще без перевода, либо переводили его как «Криминальное чтиво». Между тем никакого отношения к «криминалу» это выражение не имеет. Оно имеет отношение к производству целлюлозы. «Палп» — это такая бумага, которая еще и не бумага вовсе, а полуфабрикат для бумаги. Расползающийся у тебя в руках лист чудовищно плохого качества.

Секрет успеха Фрэнка Мэнси в том и состоял: самые головокружительные сюжеты на самой дешевой бумаге. Детективы, приключения, вестерны, готика, рассказы о спортсменах, пиратах, золотоискателях, затерянных племенах, гробницах фараонов, приключениях на войне, приключениях в джунглях… Первый выпуск журнала Golden Argosy появился на прилавках второго декабря 1882 года. В нем было всего восемь страниц, и он включал первые главы двух приключенческих сериалов. Три года спустя название сократилось до просто The Argosy , количество страниц увеличилось почти до двухсот, а тираж составлял аж полмиллиона копий.

Всего через несколько лет после прибытия в Нью-Йорк вчерашний телеграфист превратился в очень состоятельного человека. И очень-очень влиятельного. На своих помойных десятицентовых журнальчиках он сумел нажить больше двадцати миллионов долларов. Так много и так быстро в те годы не наваривали даже нефтяные магнаты.

Считается, что первые газеты появились аж четыреста лет тому назад. Где-то в Германии, то ли в 1609-м, то ли в 1612-м. При этом само слово «газета» — итальянского происхождения и означает мелкую монетку, за которую можно было прикупить себе листок с новостями.

Идея печатать на бумаге всякие интересности и потом за деньги продавать их желающим выглядела неплохо уже тогда. Правда, для этого необходимы были несколько условий. И прежде всего стоило подумать, кто именно станет твоим покупателем? Пытаться втереть прессу людям, которые не умеют читать, — затея бессмысленная. Именно по этой причине до начала XX века в России количество печатных изданий было каким-то совсем уж стыдным. Да и в куда более грамотных протестантских странах Европы тех, кто готов был тратить деньги на журналы или книжки, поначалу было немного.

Впрочем, постепенно все наладилось. Лет через сто собственная газета, а то и журнал имелись уже в каждом худо-бедно приличном городке Европы, включая Петербург. Зажиточные граждане привыкли, что почитать чего-нибудь этакое после обеда — такой же непременный элемент приличной жизни, как и сам обед. А уж там, где появился спрос, как было не появиться предложению?

Тогдашняя пресса мало напоминала то, что под этим словом подразумевается сегодня. В наше время газеты публикуют в основном последние известия: то, о чем вчера говорили по телевизору. Но в позапрошлом столетии даже из Берлина в Париж почта шла больше двух недель. Так что ни о каких свежих новостях речь идти не могла: пресса публиковала просто всяческие интересные истории. Отчеты о публичных казнях с присовокуплением рассказа о том, за что казненному снесли голову. Леденящие кровь рассказы о дальних странах и шокирующих обычаях туземцев. Критику новейших философических доктрин. Просто выдуманные байки. Главное, чтобы читателю было над чем скоротать вечерок.

Первые шаги журналистики здорово напоминали первые шаги Интернета. Сперва это тоже было смешное развлечение для кучки чудаков, которое тоже быстро превратилось в очень серьезный бизнес. В Англии одним из первых издателей стал Даниель Дефо. Он основал журнал, который назывался «Еженедельное Ревю», и в погоне за читателями чего только там не публиковал. В каждом номере можно было найти интересные версии реально приключившихся историй: то рассказ о знаменитой лондонской проститутке Молли Флендерс, то байку о моряке, который несколько лет провел один на необитаемом острове. Для самого Дефо эти репортажи были не более, чем смешным и необременительным способом заработать на жизнь. Ну и развлечь читателя. И только со временем выяснилось, что «Молль Флендерс» и «Робинзон Крузо» — самая что ни на есть классика английской литературы.

В журналах работали и все остальные монстры классической литературы. Просто потому, что в те годы им было больше негде работать. Изобретатели современного романа Стендаль, Вальтер Скотт или Бальзак по нормам своего времени считались не более, чем журналистами. Основанные на реальных событиях рассказы Эдгара По или романы Федора Достоевского расценивались почти как газетные репортажи. Хотя вряд ли кто-нибудь станет спорить с тем, что это были, конечно, очень толковые журналисты и очень-очень хорошие газетные репортажи.

Больше всего образованных и состоятельных людей в те годы жило в двух европейских столицах — Лондоне и Париже. Эти люди привыкли к чтению и имели достаточно средств, чтобы оплачивать это свое желание. Странно ли, что именно Париж и Лондон очень быстро превратились в литературные столицы мира?

Современники писали, что в Англии власть прессы сопоставима с властью парламента и куда весомее власти короля. Одна-единственная заметка в журнале могла сделать человека звездой или, наоборот, навсегда утопить. После того как журнал The Quarterly Review опубликовал отрицательную рецензию на новое произведение поэта Китса, тот просто взял и повесился. Во Франции хорошей передовицы было достаточно для начала новой революции, а уж правительства журнальные издатели меняли и просто играючи.

Пресса постепенно менялась, и мир менялся вслед за ней. Именно от издателей журналов очень быстро стало зависеть, что именно станут думать их читатели. Как одеваться, что покупать и что не покупать, как себя вести, что считать неприличным, а что — само собой разумеющимся. Кого любить и кого ненавидеть. Как жить. Очень скоро именно издатели журналов стали смещать и назначать правительства, развязывать войны и вообще решать, как будет выглядеть мир, в котором все мы живем.