Аллен Курцвейл - Шкатулка воспоминаний

– Помнишь, что говорил тебе аббат? Мол, надо тренировать свое зрение так, чтобы глаза могли уловить каждую деталь в водовороте окружающих предметов…

Клод закончил фразу:

– …дабы удовлетворить потребность мозга в зрительных образах.

– Ага, вот так и сделай! – Далее извозчика поглотила толпа, оставив Клоду возможность изучать город Париж в одиночку.

Что же увидел Клод?

Он увидел продавца лент и бантов, флиртующего с монашкой.

Он увидел каменных королей собора Парижской Богоматери и залюбовался железными западными воротами (здесь его сбил с ног добросовестный продавец гипсовых медальонов, жаждущий выгодных сделок).

Он увидел пьяницу, которого тошнило красным вином.

Он увидел ребенка, играющего с обнаженным мечом швейцарского стражника.

Он увидел старика, пытающегося спрятать съедобные объедки от мусорщиков, и девушку, призывающую прохожих отведать горячих сдобных булочек, посыпанных анисом.

Он увидел слепого босяка и его безногого товарища, чья способность передвигаться моментально вернулась, когда его обвинили в недозволенном – покушении на чужое место.

Он увидел «врата смерти» Странноприимного Дома и смотрел, как здоровые туристы смеются над входящей процессией смертельно больных людей.

Он увидел мужчину в красном одеянии, с саблей на боку, ниткой с нанизанными зубами на шее и пером павлина в волосах.

Он увидел пешеходов с батистовыми платками и оборванными ковриками, прикрывающими лица. Они шли мимо вонючего парижского кладбища, где кости людей были сложены подобно поленницам дров.

Он увидел, насколько разнообразны порошки, покрывающие лица парижан. Чистильщик каминов столкнулся с учеником парикмахера – один был покрыт сажей, другой – белоснежной пудрой.

Он увидел еще одну монахиню – город был переполнен монашками, – она плевалась, как верблюд.

Он увидел, как большое становится маленьким, а маленькое – большим. Огромный мир состоял из вывесок магазинов, предлагающих обувь для гигантов, очки с линзами размером с колесо, ножницы, которыми можно разрезать сразу три ветки. Но Клода больше заинтересовали миниатюрные предметы, выставленные в витрине галереи: крошечный ярмарочный киоск, привезенный из Людвигсбурга, два чучела водяных крыс, одетых в пышные платья, золотые и серебряные рыбки, плавающие в стеклянных сосудах с кривыми углами.

Он увидел витрину мясной лавки, в которой красовалась освежеванная говядина. Хозяин разделал мясо так, чтобы показать полный спектр своих возможностей, – одна сторона убитого животного осталась нетронутой, с милыми, полными обожания глазами. С другой стороны шкуру сняли, у черепа спилили верхнюю часть, чтобы показать губчатые внутренности черепной коробки. Светлая, неоскверненная половина коровы встретилась с другой, темной половиной, в виде одного легкого, одной почки, половины желудка и длинного кишечника, выпавшего на землю. Мясные мухи роились вокруг, облюбовав внутренности.

Клод увидел все это тем взглядом, каким обыкновенно обладают лишь дети и художники. И не только увиденное будило в нем чувства. Он еще и услышал город.

Он услышал цокот подков о мостовую, не имеющий ничего общего с шлепаньем копыт по грязным проселочным дорогам Турне.

Он услышал проклятия ущербных и нищих.

Он услышал мелодию, исполняемую человеком-оркестром – тот играл на флейте, цимбалах, барабанах, тамбурине и виолончели, у которой было маленькое колесико внизу для вящей подвижности.

Он услышал звон серебра, ржание лошадей и журчание воды, льющейся через водяные мельницы на берегах Сены.

Лишь поздно вечером выглянуло солнце – как желток на оловянной тарелке, сказал бы извозчик. Вместе с появлением солнца началась невыносимая жара. Юный путешественник охлаждался в темном переулке, где жили ювелиры, золотых дел мастера, позолотчики и часовщики. Сначала увиденное расстроило его, но Клод надеялся, что заметил только малую часть того, что можно было увидеть. Расстроенным он оставался до тех пор, пока не разглядел предмет, с которого позже он сделает свой первый парижский набросок. Эта вещь стояла за стеклом, в дальнем конце внутреннего двора. Луч света отражался от него, будто от полированной линзы. Предмет заставил Клода изменить свое мнение обо всем увиденном и услышанном в городе или прочитанном о нем. Вещь завершила собой день, и без того переполненный впечатлениями, как зрительными, так и слуховыми.

Так что же увидел и услышал Клод? Это были напольные часы высотой пять футов. Библейские мотивы присутствовали везде: на плитках посеребренной меди с выгравированными на них Десятью заповедями, молитвой «Отче наш» и распятием; в статуях святых по бокам циферблата; в корпусе, украшенном ангелами и херувимами. Хотя религиозные познания Клода были ограниченны, он узнал некоторые фигурки, вращающиеся вокруг часов: Понтий Пилат, умывающий руки, Христос на пути к распятию и кто-то еще, несущий крест (последний оказался Симоном Киринеянином). Эти три фигуры делали оборот каждую минуту.

Клод мог сказать, что часы приводились в действие пружиной и что механизм требовал простых, но очень точно выпиленных шестерен. Но все остальное было для юноши загадкой. После нажатия на рычаг часы могли проиграть пять мелодий! Пять. Клод постарался заговорить с продавцом, но был встречен ледяным и подозрительным молчанием. Все, что оставалось, – это сесть на корточки перед витриной и приняться за рисование.

Если на свете и существовало что-то, способное заставить Клода забыть о времени, так это была красота часов в движении. Часы пробили один раз, Клод рисовал. Они пробили во второй раз, а он все рисовал. Только когда пробили более мощные куранты на башне, Клод понял, что уже семь и он должен поторопиться, если хочет встретиться со своим единственным другом.

Извозчик требовал от Клода такой расторопности не потому, что сам всегда приходил вовремя, – пунктуальность не была популярна в Париже конца XVIII века, – а потому, что иначе бы они не пробились к столу мадам В. Поль Дом изо всех сил подгонял Клода, пока они шли по паутине неосвещенных улиц к любимому ресторану извозчика.

Ресторан – это громко сказано. Такие заведения назывались gargote, они представляли собой плохо освещенные и ужасно обставленные помещения, где за небольшие деньги можно было поесть и выпить. Извозчик облегченно вздохнул, когда увидел, что дверь еще заперта. Он посчитал головы будущих посетителей, стоявших у входа.

– Нам повезло. Мы как раз войдем. Внизу, Клод, нас ожидает настоящий пир. А когда мы поедим, то оценим твое нынешнее положение и построим планы на будущее.

Обыкновенно мадам В. открывала двери своего заведения в семь пятнадцать, поэтому извозчик продолжил рассказ, начатый еще в дороге: