Аллен Курцвейл - Шкатулка воспоминаний

Под крыльями творения Клода они отчаянно занимались любовью. Но меньше чем через час после того, как Александра переступила порог квартиры, их связи пришел конец. Госпожа собрала все свои вещи, еще раз ударившись головой, пока добиралась до записной книжки (чья-то нога в порыве страсти затолкала ее под кровать). Мадам Хугон подняла носовой платок и умылась дождевой водой из хитроумного тазика. Стряхнув с кожи и одежды сено и поправив парик, она накрасилась еще раз, насколько это было возможно без туалетного столика и служанки. Александра собрала сумочку, затем повертела в руках золотую цепочку с крестиком и колокольчик – подарок Клода. Не в состоянии решить, что же надеть сначала, цепочку или колокольчик, она вообще не стала надевать последний, а оставила его на столе. Затем, почувствовав беспокойство любовника, мадам Хугон подобрала звенящую игрушку и неохотно привязала к внутренним воланам платья.

Клод раздумывал о свидании, потерпевшем фиаско, в то время как Александра собиралась уходить. После перепалки он думал, что с радостью насладился бы еще раз смешанным чувством, оставшимся после любви. Александра же ощущала обратное. Она не готовилась к встрече и теперь хотела избавиться от любовного осадка. Любовь Клода стала болезнью, которой мадам Хугон однажды заразилась, а теперь хотела навсегда от нее излечиться.

Наконец она собралась и высказала все, что думает, делая это с наигранным равнодушием:

– Я надеюсь, ты понимаешь, что наша встреча была последней. Я больше не могу оплачивать твои развлечения, я также отправила письмо с отказом Ливре. Он получит его завтра, если оно уже не попало ему в руки. У меня накопилось слишком много счетов, по которым надо платить. Нужны деньги. Много денег. – Александра развернула листок бумаги, упавший из ее сумочки, и прочитала вслух: «Счет по оплате услуг председателя церковного суда по делу некоего Жана Хугона, обвиняемого женой в импотенции.

– Вызов 29 марта докторов и хирургов к вышеупомянутому Хугону: 12 ливров.

– Отсрочка перекрестного допроса: 24 ливра.

– Отсрочка предоставления различных отчетов: 24 ливра.

– Жалованье докторам и хирургам: 48 ливров.

– Бумага: 10 ливров».

Всего сто восемнадцать ливров. И это только за один визит. А их было несколько. Мне бы очень хотелось сказать, что все счета оплачены, и повесить их на стенку. – Мадам Хугон посмотрела на оклеенную бумагой стену. – Но я не могу. И должна заметить, что есть и другие долги, не отмеченные на бумаге. Взятки, вдвое большие, чем я могла себе позволить. Отныне я не могу платить за тебя, мой маленький механик.

– Неужели я для тебя связан только с растратой денег?

– Не только, конечно, нет. Однако и с тратой тоже.

Клод чувствовал, будто его уволили, словно какого-то наемного рабочего. Он продолжал бороться, отчаянно и слепо возражая:

– Мне сообщили, что с твоим финансовым положением все в порядке, что по решению суда у тебя будет стабильный годовой доход!

– О, ты и это знаешь! Да, возможно, так оно и есть. Ассигнования будут проводиться в строго определенном порядке. Мне разрешили иметь горничную, лакея, а также определили годовое содержание в размере пятисот ливров. Этого недостаточно. Я буду искать состоятельного вдовца, человека с терпимым характером.

Клод чувствовал, что вот-вот разрыдается, а потому старался мыслить логично (последняя надежда отверженного любовника!). Александра продолжала холодным тоном:

– Все кончено. Я ни о чем не сожалею, и, надеюсь, ты тоже. Обидно только то, что я вышла замуж за человека с пенисом размером с бородавку и яичками-горошинами. Ты помог мне забыть об этих недостатках. За это я тебя благодарю. Господи! Ты хоть представляешь себе, каково это – целыми ночами выдерживать такую тушу на своем теле?! Мне было невероятно больно! Тысячи раз мы пытались что-то сделать – начиная от чтения книг, заканчивая грубыми приспособлениями вроде наручников, – и все напрасно! Несмотря на это, он оставил меня такой же, какой взял в жены. И не забывай, от нашей любовной связи только ты получил реальную выгоду. Я дала тебе время и деньги. А теперь мне пора уходить.

Она закончила речь и направилась к выходу. Напоследок она сказала:

– Мы больше никогда не посмотрим в глаза друг другу!

Это еще можно было подвергнуть сомнению, а вот страдания Клода – нет. Поэтому он и корчился на полу под клизмой-фонтаном, задыхаясь от слез. Он плакал так горько, что его рыдания заглушали даже щебет коноплянки.

Пьеро первым узнал о разрыве и попытался утешить Клода, хотя чучельник явно недооценил, насколько глубоко отчаяние соседа. Он сам никогда не был влюблен. Конечно, таксидермист предпринял попытку как-то прокомментировать случившееся, но комментариям недоставало убедительности. Пьеро сбегал к себе и вернулся с яблоком, купленным для вощения, в руках. Он стер с него глину и гипс, а затем предложил другу.

– Я хочу умереть, – сказал Клод.

Пьеро ответил неуклюжей шуткой:

– Сам подумай, тебе сейчас вряд ли удастся это сделать. Мыло слишком дорого. Перекладины чердака не выдержат натяжения веревки. А это слуховое окошко находится не в подходящем месте, если уж ты хочешь добиться драматического эффекта. Даже если и протиснешься в него, Александра уехала, и приземлиться к ее ногам ты не сможешь. Предлагаю кое-что поинтереснее. Сотрудничество. – Пьеро показал Клоду дешевую гравюру с изображением Аваддона, ангела бездны. – Думаю, мы сможем сделать такого из цыпленка, парочки бычьих хвостов и головы лошади, хотя рога будет довольно трудно приставить. Давай попытаемся превратить твою боль в красоту, гнев – в искусство. Это ведь не конец света. А если ты думаешь, что конец, тогда сооруди величественную модель Апокалипсиса. Да! Сооруди Конец света после Страшного суда! Уверен, ты переплюнешь самого Дюрера с его «Четырьмя всадниками Апокалипсиса».

Это было последнее, что Клод хотел услышать. Мысль об огромных лошадиных органах не смогла поднять настроение отверженному любовнику. Не воспламенился в его душе и изобретательский огонь, который задула Александра, хлопнув дверью.

Пьеро попытался отвесить еще несколько комплиментов и шуток. Только комплименты не возымели действия, а шутки казались Клоду плоскими. Он решил покинуть свое жилище. Юноша был подавлен и жаждал побега с места унижения. Он собирался встретиться с Плюмо и извозчиком, чтобы поведать им историю своего воссоединения с Александрой в деталях. А теперь эта встреча началась бы с более печальной ноты.

Выйдя из дома, Клод повстречал кормилицу, пересекающую внутренний двор. Маргарита спросила, что случилось. У Клода не нашлось сил, чтобы бороться с собой, и он все рассказал.