Аллен Курцвейл - Шкатулка воспоминаний

– Так как же вырваться из «Глобуса»?

– Ты однажды рассказывал мне о принципе маятника. Используй тот же принцип в затруднительном положении. Ты сделал ошибку, Ливре тебя наказал, а ты отвечай ему в равной мере. Только делай это с умом, тогда торговец решит, что ты просто недостаточно компетентен.

– Я не понимаю, при чем тут маятник.

– Не обращай внимания на определения. Просто освободись от его хватки. Ты должен заставить Ливре избавиться от тебя. Понимаешь?

– Продолжай.

– Снижай эффективность. Когда выставляешь книги, ставь их криво, да только не переусердствуй. Придумай что-нибудь с алфавитом. Разрезай страницы неправильно, пролей чернила. Протирай витрины не так, как нужно.

– То есть оставляя пятна на стекле?

– Если потребуется, то да.

Клод приступил к выполнению плана. Его настроение резко повышалось, когда он видел, как Ливре бесится. Плетка била не так больно, изощренные ругательства ничего не значили. Ливре называл его неуклюжим патагонцем, медной головой (так он отдавал дань работе Клода над металлом), безмозглым Буцефалом. Клод научился не обращать внимания на нападки и оскорбления, выполняя обязанности с удивительной нерасторопностью. Конец его ученичеству пришел через шесть недель после того, как Клод взялся за осуществление плана Плюмо. Произошло это во время еженедельного ужина с учителем. Клод хорошо продумал все тонкости: Ливре будет слишком увлечен проверкой качества приготовленной пищи, и его защита на время ослабнет.

Сначала Клод просто наблюдал. Ливре внимательно изучил картофель – он вернулся к картофельной диете, – убедившись, что тот тщательно вычищен, разварен и помят. Книготорговец нагнулся над тарелкой и, высморкавшись, понюхал ее края. Провел языком по зубам, будто в них что-то застряло. Снова понюхал тарелку. Затем сунул палец в пюре. Посмотрев на него, понюхав и потрогав, Ливре теперь, кажется, был готов к приему пищи. Он ел, как обиженный ребенок, нервно и без малейшего удовольствия.

Пока Ливре поедал картофель, Клод обдумывал план атаки. Плюмо, придумавший стратегию, назвал ее Kartoffelkrieg – «картофельная война». Правда, она не заключала в себе столько сложностей, сколько борьба за баварский престол. И тем не менее определенная доля риска все же присутствовала. Клоду пришлось скрывать свое презрение за маской притворного уважения. Наконец он начал:

– Месье, я больше не могу молчать. Вот уже несколько недель я замечаю, что вы недовольны моей работой. Это моя вина.

– Конечно, твоя. Чья же еще? Ты забыл, как нужно служить своему хозяину. Впрочем, я быстро тебя натаскаю – да, за уши оттаскаю, вот что я сделаю.

– Благодарю за такое внимание. Но мне кажется, что я бы лучше подошел для чего-нибудь другого.

– Ты – ученик продавца книг, Клод Пейдж. Я знал это с тех пор, как мы впервые встретились.

– Даже если и так, видно, не очень хороший из меня ученик. Я полагаю, что проявлю больше способностей в области механического искусства.

– Чушь! Я думал, мы это уже обсудили. Вопрос закрыт.

– Тогда его стоит снова открыть, – настаивал Клод.

– Я не понимаю, чего тебе не хватает?! Мой Библиополис позволил тебе служить в мире слов.

– И все же, месье, я считаю, что близость к знаниям не всегда позволяет нам овладеть ими. Если я трогаю книги, это еще не значит, что они трогают меня.

– Возможно. Хотя за время работы в «Глобусе» ты успел «потрогать» не только книги…

Клод не обратил внимания на косвенное упоминание Александры.

– Создавая новое при помощи инструментов, я обрел то, чего мне так не хватало здесь – любовь к делу и компетентность.

Ливре забеспокоился. Он взял в руки нож и выругался.

– И что же ты будешь делать, если перестанешь учиться у меня?

– Я надеюсь стать инженером, – ответил Клод.

– Ты неправильно выбираешь слова. Есть большая разница между инженю и инженером. – Ливре, по-видимому, забыл об их споре по этому же поводу.

– Не такая уж и большая, как вам кажется. – Клод превратил игру слов в грамматику. – У обоих корень связан с понятием «гениальность».

Ливре вышел из себя. Он сплюнул и заорал:

– Твоя логика, по-видимому, так же ущербна, как и рука! У тебя же нет никакой подготовки! И под чьим покровительством ты собрался мастерить? Ты не можешь работать одновременно со стеклом, деревом и металлом, не получив разрешения у каждой из ремесленных гильдий!!! Как, интересно, ты собираешься обмануть их?

Ливре, сам того не зная, подыграл Клоду. Последний его вопрос позволил юноше произнести первую завуалированную угрозу:

– От вас, месье, я узнал, что правила гильдии так же легко ковать, как и медь. Ведь вам отлично удается избегать контроля. – Клод посмотрел в направлении Коллекции за Занавеской, дабы разъяснить свой намек.

– Даже если ты станешь учеником какого-нибудь ремесленника, ты так и останешься âme damnée, [91]безмозглым рабочим, не видящим собственного пути! Тебе стоит подумать хорошенько о своих дурацких мечтах. Любой другой учитель станет эксплуатировать тебя!

– Да, действительно, я убедился в том, что учителя склонны пользоваться своим положением.

Ливре покраснел. Он разминал картофель, прокладывая ровные борозды вилкой.

– Так ты пойдешь в Академию, да?! Отправишься в этот рассадник интеллектуалов?! И что же ты будешь изобретать? Механический аналог «Высокоустойчивых незасыхающих аргоновых чернил господина Вика»?! Или будешь соперничать с изготовителями кремов для лица и обуви, добиваясь королевского одобрения?

– Месье, я постараюсь лишь учиться на вашем примере.

– Пересмотри свои неуместные цели. Вряд ли ты найдешь второго такого Люсьена Ливре.

– О, в этом я не сомневаюсь!

– Ты станешь бродягой, безработным, будешь плавать по океану жизни, как сорвавшийся с дерева лист. И могу тебя заверить: то, что сначала плавает, в конце концов обязательно пойдет камнем на дно. Мир полнится непризнанными гениями. Тебе придется просить милостыню! Но в отличие от безногих ветеранов войны твое уродство не сможет прокормить тебя!

Ливре вытащил зубочистку из слоновой кости и принялся вычищать картофель, застрявший в щели между зубами. Спор продолжался еще несколько минут, пока Клод не заявил:

– Я должен покинуть «Глобус». Я не заслуживаю того, что вы для меня сделали.

Ливре пошел на очередную уловку:

– Если бы все дело было во мне, я бы согласился. Однако договор не позволяет мне этого сделать.

У Клода в запасе имелся последний козырь:

– Я вынужден процитировать один из ваших «перлов», месье, великолепное доказательство вашей проницательности: «Правила существуют только для тех, кто не может подчинить их себе». Вы прекрасно подчинили себе гильдию! Только подумайте, ведь вы владеете таким опасным материалом!