Елена Сазанович - Гайдебуровский старик

– Здравствуйте, Аристарх Модестович – сказал он, отряхивая дождь со светлых волос и потрепанной одежды.

Мне его голос показался знакомым. Низкий, поставленный, дорогой, в отличие от помятого дешевого костюма и стоптанных ботинок.

– Я вам как-то звонил, – объяснил он узнаваемость своего голоса. – Интересовался неким аферистом Романом. Романом Романовичем.

Ну конечно! Теперь я вспомнил. Следователь угро, который разыскивал Романа. А мы с Диной тогда его почему-то не сдали. Интересно, почему? И где интересно теперь Роман? Вместе с Тасей? Может быть, они тоже сумели понять что-то в жизни? И может быть, хотя бы они несутся на гнедых конях по бескрайней пыльной дороге, вдоль лесов и полей, наперекор ветру и дождю? Может быть, хотя бы они в этой истории счастливы? Потому что больше всех рисковали. Хотя я не исключал, что их вот-вот сбросят бешеные кони, и они покатятся вниз, в овраг, в пропасть, все ниже, ниже. Впрочем, ну и что? Края земли нет. Земля круглая. Это доказано учеными. Ученые знают, что говорят. И рано или поздно они остановятся. Отряхнут грязь и пыль. И встанут. И вновь начнут карабкаться вверх. Ведь земля не просто круглая, она еще вертится. Это тоже доказали ученые. И все у них пойдет по кругу. И все же я почему-то искренне желал Тасе и Роману, чтобы они свалились попозже. Хотя я помнил, что они были… ну, если не моими врагами, то в товарищах моих не записаны точно. Но мне нравилось почему-то быть милосердным, всепрощающим стариком. Не умеющим ненавидеть. Неужели я уже стал задумываться о душе? Ненависть свойственна очень живым. Те, кто думает о душе, о ненависти уже не задумывается. Впрочем, если бы мне приходилось выбирать, я бы сейчас выбрал ненависть, ревность, губящую страсть. А не спасение души. Но выбора у меня не было. И я смиренно сложил иссохшие руки на впалой груди. И склонил голову перед непрошенным, мокрым с головы до пят гостем. Во всяком случае, я хоть был сухим в отличие от него. Хотя сухим из воды так и не вышел.

– Чем могу служить? – спросил я, как и положено, достопочтенному антиквару.

– Роман по-прежнему в розыске, достопочтенный Аристарх Модестович, – увы, у него появилась некая напарница в его противозаконных делах. И они недавно сумели ограбить антикварный магазин. Ваших коллег, так сказать. На соседней улице. Поэтому, уважаемый, любая информация, предоставленная нам, принесет пользу не только вашим почтенным коллегам, но и всему нашему обществу, которое с каждым днем поднимается все выше на ступеньку социальной справедливости. И эту справедливость подобные асоциальные личности пытаются нарушать незаконными методами.

Не знаю почему, но я от всей души желал асоциальным личностям удачи. Мне они становились все симпатичнее.

– Увы, дорогой, – я развел руками. – С радостью, но ничем помочь не могу.

Следователь вздохнул и присел на краюшек стула.

– Да, похоже, квартальная премия сорвалась.

Он сказал это так просто, обреченно, по бытовому, что мне стало его искренне жаль. Похоже, он очень рассчитывал на эту премию. Наверно, хотел купить новый холодильник. Или жене сапоги. Ведь уже осень. И я даже подумал, не плохо бы чтобы они встретились с Романом на большой дороге и тот откинул ему немного деньжат с прибыли. И это было бы социально вполне справедливо.

Следователь огляделся.

– Красиво у вас тут. Уютно. Ни тебе спешки, ни начальства, ни страха за квартальную премию. Знай себе, разговаривай с вещами и все. И еще деньги за это получай. Не в обиду вам будет сказано, уважаемый, но завидую я вам. Покой, который мне только снится. И то в редких снах, потому что сплю как убитый. Не до сладких снов. Одни кошмары. Даже кричу во сне.

Мне так хотелось успокоить несчастного следователя. Но я не знал как. Впрочем, с какой стати я его вздумал жалеть. Передо мной высокий, здоровый, красивый молодой мужик. Что еще ему надо? Даже если самым дорогим был в нем голос.

– Ну, вы это зря. Ведь вы так молоды. Значит, у вас все может быть.

– Все? – усмехнулся следователь. – А что все, любезный? И когда? Разве что на тот свет приходится рассчитывать. Там наверняка квартальные премии выплачивают регулярно. И кланяться ни перед кем не нужно. И с дрожью в голосе не вытягиваться перед начальством. Поди, там и преступников нет. А вот положа руку на сердце, мне многие преступники симпатичны. Может, потому, что я таким никогда не осмелюсь стать. Отчаянные ребята. Нет, я не про убийц, безусловно. Убийству я никакого оправдания не ищу. Более того, скажу не для протокола, многих бы самолично, к стенке. Я про других. Которые попались. С дырой в кармане. Они мало, скажу вам от всего сердца, отличаются от тех, кто в лимузинах разъезжает, кто в особняках виски жрет и Мальтийские острова приобретает. Более того, у тех, кто попался, и рожи посимпатичнее будут, и сердце бывает. И вот я их должен ловить. А эти неуловимы. Прямо невидимки какие-то. Хотя как можно быть невидимым с жирным лоснящимся брюхом и красной пропитой мордой? А они умудряются! Волшебники! Словно у каждого в кармане мандат на неприкосновенность. Наверняка, у каждого за душонкой не одна жертва. Но поймать я их не могу. Мне приказано их не видеть! Мол, нету их и все тут! Понимаете, любезный!

Следователь был, похоже, очень недоволен жизнью. И мне это что-то напомнило, то ли это меня взволновало, я и сам пока не мог понять, что и почему.

– Ну, коль вы так неудовлетворенны своим делом, вы можете поменять профессию, – попытался я его наставить на путь истинный.

– Ох, любезный, как вы, похоже, далеки от жизни, – вздохнул глубоко следователь, – так сказать от нашего мрачного бытия. В четырех стенах нашей грешной жизни не познаешь, среди одних вещей людей не увидишь. Вот и завидую я вам, любезный. Благородную профессию я всегда мечтал иметь. Наиблагороднейшую! А что может быть благороднее, чем очищать мир от грязи? Ан, нет! Оказалось не все так просто и верно. Нет теперь благородных профессий. И язык не повернется утверждать, что милиция, ученые, писатели, политики, да мало ли кто теперь занимаются уважаемым делом. Да что они! И про врачей, этих полубогов, теперь не всегда доброе слово замолвишь, разве я не прав? И что поменяется, если я поменяю? Конечно, образование теперь не столь нужно. Могу сам стать запросто и писателем, и политиком, да хоть врачом и ученым, все одно! Могу даже быть директором атомной станции! А могу президентом! Но грязь, мусор, все равно останется! Не разгребешь! Поскольку не видим он, не осязаем. Куда ни иди, все одно. Но разве что в дворники – здесь все понятно. И мусор виден, и грязь. Вставай поутру, и знай махать себе метлой. Может, передам я вам, от всего своего чистого сердца вашему чистому сердцу. Может, дворники сегодня и есть самая наиблагороднейшая профессия. И им одним стоит поклоняться. Потому как они одни чистоту могут подарить. В чистом виде. И одна эта чистота и есть реальность. Остальное грязь. И дворники, эти боги, перед ней тоже бессильны. И стоит об этом подумать.