Андрей Иванов - Школа капитанов

Однажды на уроке физкультуры Геннадий Викторович выдал нам две пары боксерских перчаток и сказал, что будет турнир. И победителя ожидает приз. Расписал нас по парам, составил турнирную таблицу, и даже повесил ее на стенку. Все подошли посмотреть. Послышались возгласы:

— Ну, Егор, вот я тебе морду и набью!

— Эй, да он тяжелее меня килограмм на двадцать!

— А капу не дадут?

— Может, тебе еще и врача пригласить?

Гена сам был единственный судья. Он же следил за временем и объявлял победителя. Первой парой оказались Макс Лысенко и Егор, по кличке Грузчик. Макс — рыжий, толстый, плечистый. Егор — ростом с Макса, но заметно тоньше, короткорукий, коротконогий, суетливый, с черными жесткими волосами и узкими глазами.

Ринга как такового не было. Гена вывел их на середину зала, и махнул рукой — бокс. Макс тяжеловесной кошкой скользнул вперед и длинным ударом в зубы сбил Егора с ног. Тот упал, судорожно дернулся на полу, и осторожно, будто не доверяя ногам, встал. Взгляд Макса светился зеленым ярким торжеством. Егор смотрел внимательно и чуть искоса, как птица. Макс метнулся в атаку, промахнулся, принял смазанный удар в корпус и огрел Егора открытой перчаткой по уху.

— Так бить нельзя, — констатировал Гена.

— Я больше не буду, — ответил Макс, радостно улыбаясь.

Егор вставал долго. Сначала сел, потом подобрал под себя ноги, уперся рукой в пол, встал, выпрямился, потряс головой. Лицо его приняло выражение упрямства и сдерживаемой злобы.

— Егор, сдавайся, — сказал Макс, — я победил.

— Вот, еще два раза упаду, — прогундосил Егор. У него был хронический гайморит.

— Кончай трепаться! — недовольно крикнул Гена.

Макс внимательно посмотрел на Егора, сделал неспешный шаг вперед и быстрый второй, закончившийся ударом в нос. Егор, как стоял, ссутулившись, с кулаками у лица — так и упал, вперед, под ноги Максу.

Макс поставил ногу на спину поверженного противника и поднял руки к потолку:

— Я, Тарзан — король джунглей! — провозгласил он с наигранным пафосом.

Егор под ногой зашевелился:

— Убери ногу, козел, — невнятно произнес он.

Макс великодушно рассмеялся.

Егор кое-как встал, стянул перчатки, бросил их на пол и поплелся на выход. На пороге зала он шмыгнул носом и выплюнул кровавые сопли.

— Ивлев, Андреев, на ринг! — торопился Гена.

Кеша Андреев весил сорок семь килограмм, я — восемьдесят. Он был ростом мне по плечо. Но Гену это не волновало. Он лишь не упустил случая поиздеваться:

— Ивлев, очки снять не забудь.

Кеша был настроен решительно. Он смотрел на меня агрессивно и глубоко дышал. Кеша, видимо, собирался ни в коем случае не проиграть. Мне было смешно и немного страшно. Я не знал, как себя вести. Бить в полную силу — я могу его покалечить. Поддаться — он будет бить всерьез. Проиграть — назовут трусом.

— Бокс! Ивлев, не трусь! — оскалил лошадиные желтые зубы Гена.

Кеша буквально прыгнул на меня, поджав ноги и яростно молотя кулаками. Я не успел отойти и он врезался в меня, отскочил, как мячик и снова прыгнул. Попал мне в лицо. Стало обидно. И его следующий прыжок я встретил выставленной вперед рукой. Кеша наткнулся на нее грудью, раскрылся, и я добавил вполсилы в ухо. Этим бой и закончился. Кеша спросил, как это я его вычислил, а зрители закричали:

— Браво, Батон! Ты прямо Рокки!

Все это ужасно надоело. Было противно от понимания, что мы тут бьем друг другу морды по прихоти человека, которому на нас, в общем-то, плевать, и он просто так развлекается. И, будь тут девочки, он бы учил их лазить по канату, или висеть на турнике. Но девочек нет и он придумал себе забаву из нас.

Все разбились на кучки, обсуждали бои прошедшие и давали советы на будущие. Всем было интересно. А кому не было интересно, тот делал вид, что ему интересно.

Второй бой я проиграл. Через полминуты обмена ударами с Пашей Панченко я был выведен из строя попаданием кулака в горло. Паша метил в подбородок, но я успел отклониться назад. И он ударил, куда смог дотянуться — прямо в кадык.

Появилось ощущение, будто я проглотил теннисный мяч. На глаза навернулись слезы. Дышалось с трудом.

— Скис профессор, — прокомментировал Гена.

— Извини, Батон, я не так хотел, — сказал Паша, ловя мой взгляд.

— Ничего, — сказал я, скинул перчатки и отошел в сторону, за спины одноклассников.

Изо всех сил старался не держаться за горло и выражать лицом интерес к происходящему.

Через час все проиграли. И остались только Паша и Макс. Паша победил быстро. Он знал технику не только бокса. А Макс не знал вообще ничего и полагался лишь на свои природные рефлексы. Одиночные удары Макс без проблем принимал в себя, тем более, что противник был легче. Но Паша «достал» его несколькими связками подряд, отмолотив их со скоростью музыкальной трели.

— Сюрприз! — ответил Гена на наши вопросительные взгляды, — Приз для победителя — один раунд со мной!

Гена отошел в сторонку, к своему столу, сиротливо стоящему в углу зала, и вернулся с боксерским шлемом. Паша посмотрел на протянутый ему облезлый коричневый шлем из кожзаменителя, взял его и надел, раздраженно подергал ремешки-регуляторы. Он выглядел мрачным и усталым. Но при этом он сжимал зубы и водил челюстью из стороны в сторону, чтобы получался скрип. Это было признаком решимости победить.

Гена шлем не надел. Он, улыбаясь, натянул мокрые от нашего пота перчатки и встал в картинную боксерскую стойку, сильно вытянув вперед левую руку. Паша стоял чуть ссутулившись, с кулаками у лица, глядя вперед исподлобья. Гена игриво скакнул в сторону, сделал уклон с движением вперед и двинул Пашу в челюсть. Паша немного отклонил голову, чтобы удар соскользнул, встретил физрука коротким тычком под дых и тут же воткнул правый снизу. Седая голова учителя мотнулась и запрокинулась, колени стукнули об пол.

Гена не сразу понял, что произошло, и несколько секунд полз на четвереньках вперед, опустив голову.

— Геннадий Викторович, не забодайте! — весело крикнул кто-то за моей спиной.

Паша стоял молча, опустив руки и глядя на ползущего человека.

— Хорошо ты меня! — наигранно восторгался Геннадий Викторович в раздевалке, возле молча одевающегося Паши. — Нечего старому к молодым лезть!

Он потирал ушибленные места — живот и челюсть.

— Ты, Паша, чем занимаешься?

— У-шу. — отвечал Паша сумрачно и несколько стыдливо, будто занимался вышиванием крестиком, а сейчас врал.

— Так, ведь, у-шу — это гимнастика! — удивлялся Гена.

— Гимнастика, — отвечал Паша.

— И что, там драться учат? — снова удивлялся Гена.

— Нет, — вздыхал Паша, — там учат думать.

Можете смеяться, но я регулярно стал ходить к Надьке. Как только у меня появлялся новый фильм, а происходило это почти каждый день, я едва дожидался вечера. Потом одевался, совал в карман куртки кассету, и будто бы шел гулять с собакой.