Масахико Симада - Повелитель снов

Все равно не верится, что настоящий Мэтью совсем рядом. Кажется, что герой романа, которым она зачитывалась в Нью-Йорке, вот-вот спрыгнет со страниц эпилога.

Кстати, за этот месяц у Кубитакэ совершенно изменились и голос, и манера одеваться. К нему вернулась бодрость, как будто сидевшие в нем злые духи, наведенные порчей, покинули его тело. Майко показалось, что в его лице снова появилась изящная надменность, которая когда-то была присуща молодому писателю. Какие духовные перемены произойти в нем? Нос Майко пришел в движение.

На самом деле этот месяц Кубитакэ прожил жизнью Индианы Джонса. В этом разбитом ревматизмом Токио даже молодые играют в старость. Для них приключения, идеалы окаменели. Жизнь существует только для того, чтобы уставать. Кубитакэ и сам был таким. Кто-то должен был ему сказать: «Ты видел дурной сон». Кубитакэ никто этого не говорил, он проснулся сам. Мир по ту сторону завершил свой цикл и вернулся на этот берег. Подростки, ставшие стариками, переродятся в маленьких детей. До сих пор Кубитакэ был лишь сторонним наблюдателем в этом мире. Даже если бы он попытался во что-то вмешаться, железная дверь в мир была заперта. Его роль состояла в том, чтобы выслушивать в одиночестве пустую болтовню о недовольстве миром. Мания преследования становилась все сильнее. Но, оказывается, двери в мир открываются очень легко, одним пальцем. И уже слышится царящий в нем шум. И его недовольные вопли сливаются с этим шумом.

Да ничего особенного не произошло. Просто он обошел Токио вдоль и поперек в поисках одного человека. Закинул случай на сковородку, и вот что получилось. Называть это приключением или работой сыщика было бы преувеличением. Он всего лишь убивал время. Когда врываешься внутрь шума, царящего в мире, мир проникает внутрь попавшего в него чужака. Перестают существовать и свои, и чужие. Есть только мир, и больше ничего.

Наблюдая со стороны за бесчисленным количеством прохожих, Кубитакэ стал относиться к ним с некоторым любопытством и даже с симпатией. Для того, кто обычно злится на всех, кроме самого себя, испытывать, хотя бы смутную, симпатию к абсолютно незнакомым людям было чем-то из ряда вон выходящим. Молодой компьютерный прорицатель, дававший расплывчатые ответы, поселил в Кубитакэ пусть слабую, но все-таки веру; парочка, оказавшаяся рядом с ним в китайском ресторане, возродила его почти парализованное любопытство. Сбежавшие из дома девчонки, болтавшиеся вокруг фонтана в Кабуки-тё, вдохнули в молодящегося Кубитакэ немного страсти к приключениям. Страсть к приключениям повела его вслед за красивыми икрами. Саманта! Воплощение беззаботности. Волей случая Кубитакэ пришлось разыграть из себя Длинноногого дядюшку, и вдобавок ко всему Саманта научила его радоваться, выставляя напоказ свое тело, будто принося его в жертву миру. Урасима Таро угадал судьбу Кубитакэ. К тому же именно Урасима Таро косвенный виновник встречи потомка Тайра с геем-иудеем.

Рафаэль, ты рассказал мне о жизни Мэтью своим телом, помог обрести ясность моему сознанию, мгновенно расширил мое видение мира. У меня больше нет необходимости встречаться с Мэтью.

Кубитакэ казалось, что, даже не встречаясь с ним, он знает, как тот живет, какие трудности испытывает, кого любит, что ест. Наверняка, когда Кубитакэ самым невероятным образом убивал время, он подражал токийской жизни Мэтью. Можно даже сказать, что Мэтью жил в его теле. Подражая Мэтью, он должен был бы сказать: «Мир – это я». Эти слова очень подходили маниакальному Кубитакэ.

– Как ты думаешь, где находится берлога Мэтью?

Услышав адрес, Майко была поражена. Всего лишь в пятнадцати минутах от ее дома. Токио, район Тосима, Сугамо. Мэтью жил в конце улицы Дзидзо-дори, недалеко от станции «Косиндзука» линии Аракава. Работа Майко теперь состояла в том, чтобы каждый час звонить Мэтью и, как только он появится дома, стремглав броситься к нему.

Прежде чем вернуться домой, Майко дошла до дверей квартиры Мэтью, следуя указаниям Кубитакэ. Он тоже несколько раз приходил сюда, но Мэтью не заставал. Наверное, хозяин дал название этому зданию в сильном подпитии: дом-тюлень представлял собой ужасно топорную четырехэтажную бетонную коробку. На прикрепленной к почтовому ящику квартиры 301 бумажке было написано катаканой только имя «Мэтью». Поднявшись по металлической винтовой лестнице, ты попадал в темный коридор, по обеим сторонам которого, как в больнице, располагались квартиры. Квартира 301 была в конце коридора. У квартиры 302, что напротив, лежали пачки старых газет, из соседней, 303-й, доносилась странная четырехтоновая музыка, напоминающая извивающихся червей. Может, исламская?

Майко постучала в квартиру 301. Секунд через пятнадцать еще раз. Кто-то вышел, но из соседней квартиры. Из-под сросшихся бровей, из глубины смуглого лица, на нее был направлен пронзающий взгляд, из-под усов виднелись желтые зубы. В общем, он улыбался. В Майко он увидел добычу и откровенно присматривался к ней: как и что лучше отрезать. От перспективы быть заваленной в следующую секунду Майко стало трудно дышать, и она попыталась найти поддержку у Кубитакэ.

– О, привет.

Кубитакэ был уже знаком с этим человеком.

– Я Ахмед из Бангладеш, – представился он и протянул Майко руку для рукопожатия. Смуглую, толстую, влажную руку.

– Это Майко-сан. Правда, красивая? О, она тебе уже приглянулась.

Ахмед и не собирался разжимать руку. Ее приветливая улыбка перестала казаться естественной.

– Мэтью нет. Я тоже его с неделю не видел. Заходите, попейте чаю.

– Сегодня не будем. Next time, [214]хорошо?

– Почему?

– Нам нужно в одно место.

– Чай быстро делается.

Отказаться было невозможно, и Кубитакэ, поторопив Майко, зашел к Ахмеду. В тринадцатиметровой комнате на полу лежали подушки, можно было отдохнуть, облокотившись спиной о стену. У окна стоял старый металлический стол и складная кровать, на столе – компьютер, на полу – радиокассетник.

– Ахмед говорит, что хочет стать инженером-компьютерщиком. Сейчас он учится в аспирантуре. У себя дома, когда вернется, он будет элитным специалистом. Ну что, Ахмед, хотел бы жениться на японке?

Следя за Ахмедом, который вышел на кухню, Майко прошептала Кубитакэ:

– Не умею общаться с людьми, у которых похоть прямо на лице написана.

– То есть тебе нужны буддисты?

– Я не говорила, что не люблю мусульман…

Чай был готов. В беседе Майко заняла оборонительную позицию, стараясь не привлекать внимание к собственной персоне. Она спросила Ахмеда, чем Мэтью обычно занимается дома, что он за человек.

– Я часто пью чай вместе с Мэтью. Мы говорим по-английски. Я плохо его знаю. Он не мусульманин, не христианин, не японец. Наверное, он не буддист и не индуист. Он часто разговаривает сам с собой. Если приложить ухо к стене, то хорошо слышно. Кажется, он говорит с кем-то, но у него никого нет. Я сам часто молюсь, но он не молится. Когда я спросил его, что он бормочет, он ответил, что у него привычка разговаривать во сне.