Андрей Хуснутдинов - Деструкция

Гостиница@Melluzi, предваряясь порожними кортами и выдохшимся, почерневшим бассейном (в турфирме информировали оптимистически: “есть бассейн”), как и большинство прибрежных сооружений своего рода, симулировала тревожные, хотя и не явные, аллюзии кораблекрушения. К тому же, как вскоре & вскользь выяснилось в регистратуре, на весь обозримый срок своей путевки Н. обретался в ней единственным субъектом поселения. Было сие, вправду сказать, неожиданно и даже лестно & даже, может быть, к чему-нибудь обязывало, и Н., как будто почувствовав прохладный излишек в затылке, распустил воротник и негромко, стараясь не сильно вредить тишине вестибюля, захохотал. Затем, получив пульт телевизора и деревянную грушу с металлическим черенком ключа, был буднично препровожден в номер… Затем — было хуже… :(№308… Вода была холодная и вода была горячая… хуже… пластмассовые плечики в гардеробе… сухой и мутный графин на столе… хуже… стоп — по ’ шло, потому что буднично… натурально, потому что телевизор никогда не включается той самой кнопкой, которую ты нажимаешь первой… бывает это оттого, что… правее… оттого, что бывает хуже и правее трюмо… стоп… под умывальником в ванной бывают синие ведра, застеленные полиэтиленом… бывает зябко, если в постели, чувствуя, что потихоньку начинаешь сходить с ума, ты думаешь о влажных следах ног, высыхающих на кафельном полу уборной, и уверен, что следы эти — твои… ты думаешь, что ужас — всегда предметен… ты думаешь, что бывает достаточно поместить в беспредельном вакууме жалкую бутылочку с остатками детской смеси, чтобы навсегда заразить его ужасом и чтобы ты убедился в том, что ужас — всегда предметен… ты думаешь о том, что, оказавшись на краю, ты непременно прыгнешь, но ты ни на миг не можешь быть уверен в том, что траектория твоего падения не будет вычислена еще до того, как ты явишься на этом краю & ты ни на миг не можешь быть уверен в том, что нагретый асфальтированный пятачок твоей смертельной проекции в последнюю секунду не подоткнут уборной, на кафельном полу которой однажды уже запечатлелись твои следы… и ты — конечно, если ты еще сохраняешь мужество думать о том, что ужас всегда предметен, — теперь ты уже не можешь не видеть того, что ты сам и есть основной предмет его, что ужас — это ты сам и есть. Что ужас — :(† это ты… — и, теряясь пустынным пляжем & держа голову траверсом, чтобы ветер не рвал капюшон & чутко улыбаясь грохоту воды, угадывай: все это :(† — ты… угадывай: все эти кладбища :(††† — твои… ты просто не видишь ничего, кроме своей памяти… не смущаясь видом пернатых вальсирующих папуасов, пробуй: это не они & это даже не ты & это только твоя нарядившаяся пернатыми папуасами, танцующая память… Пробуй: “Все эти годы ты жил вспять…”
Остановившись, Н. чихнул и, не расслышав себя, укоризненно притопывая носками ботинок, ждал зачем-то второго раза.
Но и во-вторых… У пенного среза воды неподалеку села чайка, он было потащил из-под куртки фотоаппарат, но ворона предостерегающе каркнула, и он увидел, во-первых, что это ворона. Смягчаясь & не целясь почти, тогда он принялся неразборчиво фотографировать море и пляж, других чаек, крохотную громаду ДТП вдали и не заметил, как снова стронулся с места.
Юрмала, и без того не обласканная географией (1:1000000 — какие уж тут ласки), со стороны пляжа проигрывала не менее, вязла в высоком прибрежном сосняке & видимо, поэтому белыми сваями на берег бегло проецировались деления ее административной шкалы: Меллужи, Пумпури, Яундубулты и т.д. Однако, по оценке Н., это были все те же происки реальности & беззастенчивые сноски на самое себя в не менее беззастенчивом масштабе — 1:1.
Когда же наконец он добрался до ДТП, то сразу понял, что интриганка вовсю хозяйничала и здесь. Дом стоял под капитальным ремонтом. По боковому фасаду его, как по линейке, равнялись кучи геометрического строительного мусора. Его просторная сырая тень, забиравшая изрядный кусок пляжа, источала плоские ароматы извести. Явилась, конечно, аккуратная чугунная изгородь, BMW ® , т.п… Прерываясь, как по колено в полынье, Н. неровно брел далее, и вскоре увидел домик администрации :) его, слава Богу, не тронули. Его даже не перекрасили. Он пустовал без уважительной причины обновления. На входной двери, несмотря на сохранившийся, вполне даже спелый цинковый козырек кнопки звонка, отсутствовала ручка & зияла замочная скважина. Трехступенчатый каменный сход, крохотный парапет и порог были завалены желтыми, начавшими чернеть с изнанки листьями… Сделав еще несколько шагов в обход, Н. заглянул в боковое окно на втором этаже. <���фото: Goncarova iela, 3 A-34>
Сначала ему только показалось, что он видит выщербленную притолоку, но, приблизившись, он не увидел за окном ничего, кроме выщербленной притолоки. Он неуверенно привстал на носки, вытянул шею, моргал, но таки не увидел за окном ничего, кроме выщербленной притолоки.
…&, подумал он, отступая: прошлое — к стремлению соответствия & разоблачения? лицо с заплывшей пулевой выемкой над бровью, снятое с черепа и помещенное в банку с 96% спиртом [помнилась, кажется, и наклейка с калибром и параметрами ранения, но уж хуже & проще, как, впрочем, и прочая кафедра судмедэкспертизы & Бог с ней] — лицо это или свидетельство?.. & маска?.. 96%-е средство от артефактов?.. смешно: мы влюблены в свое прошлое, потому что в нем нет будущего, в нем все расписано на годы вперед, а даже хотя бы и на месяцы — нам хватает и этого, мы влюблены в свое прошлое за то, что на нем можно писать аршинными буквами: “Проверено, смерти нет!” Нас влекут покорившиеся аду города нашего счастья.