Андрей Хуснутдинов - Деструкция

Потом он бродил по станции до наступления темноты. ¶
Приходили и уходили электрички, в буфете булькало радио, и от реки, которая в этом месте подбиралась к самой насыпи, рыхло пахло хлоркой. Над окошечком кассы трепетало бумажное распятие. Маскируясь газетой, Н. зяб от выпитого. Несколько раз его о чем-то спрашивали по-латышски. В ответ он поднимал брови, улыбался и встряхивал газетой. Вслепую & начерно он вспоминал Ригу, но вспоминал Москву. В конце концов, поняв, что боится, он ушел.
В гостинице, более освещенной снаружи, чем внутри, оранжерейный короб регистратуры просторно взвешивался в полутьме и был похож на голограмму. Н. спохватился своего одиночества, как спохватываются неблагоприятного прогноза. Ему бесшумно и благосклонно улыбнулись. Он взял не звякнувший ключ. В номере он включил свет и телевизор, сел к столу и не знал, что делать. Впрочем, пил пиво & читал газеты. И в душ полез голым не потому, что привык принимать душ голым, а потому, что, спьяну & незаметно раздевшись, был вынужден как-то аргументировать наготу. Вода была холодная и вода была горячая. И в этом был смысл — пребывать в одиночестве <���морально>. А вот — решил он и, не умаляя воды & не обтираясь, пошел в комнату, встал у калорифера и, глядя в потолок & чувствуя, как вода льет с него на ковер… :) S что ж, если и вовсе так? — и, выпятив живот, нежной пригоршней взял теплые & неприспособленные свои Y U … можно ли быть одиноким, не будучи ангелом?.. & безумцем или скопцом?.. и чем иным полагать сей Y U пропуск в пробирки бессмертия?.. любые идеи да TM и любые идеи нет TM , живущие возможностью смерти, равно обнаруживают себя: страх перед неизвестностью. Однако почему всякий раз, точно трусливые недотепы, мы спотыкаемся о собственный оргазм? Почему не оцениваем наш страх, как научены оценивать симптомы боли? Ведь боль свидетельствует не только о заболевании органа, она свидетельствует еще об органе как таковом, и даже так называемая фантомная боль — об ампутации. Отчего ж не рассматривать страх как инстинкт некоего высшего бытия, свидетельствующего о себе? И почему, коль скоро способны заявлять его своими жалкими да & нет, мы не радуемся, что только этим одним можем свидетельствовать в пользу своего бессмертия?..
…этим одним 1 ночью [легко] покончить с собой, Н. не торопился & для начала исследовал соседние пустующие номера. В них было холодно и темно. Сонный, подсоленный морем смрад гниющих полов и твердеющей пыли сковывал их & все было не то. Были, разумеется, зацепки: Христос † , etc. То есть гостиница опрокидывалась бы расколотой параболой Храма † , но при этом условии все возвращалось бы на круги своя, и он попросту не просыпался бы & его уже порядком зашлифовавшаяся грёза <���призрак распятия спящих> вырождалась бы пошлым капризом воодушевленного воспоминания [ибо воспоминание безусловно греховно] & немыслимым множеством, как-то О парабола с крестом поперек †, на котором для Него † слишком много места, попросту не хватает размаха рук, к тому же Он † торопится, дабы прежде не преставиться от белокровия & шелковая завеса уже расходится с треском сверху повдоль & эти двое по бокам, подонки, опережают Его † & из лучших побуждений даже назначают фору & губка H 2 O+CH 3 COOH предлагается не Тому † & матфей © и лука © глядят не Туда † & андрея 1 распинают иксом, а история, дура, как всегда не зная, с кого & с чего начинать, тычет пальцем то в одного, то в другого, то в третьего, талдыча в нос что-нибудь свое, историческое, вроде: ‘море волнуется — раз…’ Он же, стараясь двигаться напрямик, почему-то всегда оказывается не против, не тет-а-тет †, нет, но как-то сбоку & вскользь, и кончает где-то совершенно не в виду & эта попытка, конечно, ему не засчитывается & он банально встает с бодуна. ¶ Дождь…
Абзацным отступом против его глаз начинается намокший, отвалившийся угол подушки. Боясь, что его стошнит, он еще долго не решается зевнуть. Калорифер греет горелым, черт. В новом мире, думает он, все-таки хорошо просыпаться с похмелья, и осторожно, в несколько приемов, поднимается на локтях. [Утро.]
Безоговорочное приглашение к жизни. №
Хорошо бы и вовсе возобновляться эпиграфом, однако столбить субтильным курсивом не предпочтительные ходы морали, а проклятые процедуры низа, как то: утреннюю эрекцию, пахнущие тиной унитазы, кроваво-молочные пузыри зубной эмульсии (в том числе), пульсирующую печень, т.д.
В Риге он сделал вот что: купил газету и стал обзванивать бордели. Его утешали <���по-русски>: 15—18 латов в час, третий <���час> — бесплатно. По одному номеру почему-то ответили шепотом <���по-русски>: “20, но мы кончаем”. Н., поторопившись с отбоем, не тотчас хватился мысли, что прозвучало сие более обещанием, чем сообщением, и перезвонил. И также шепотом <���по-русски> ему подтвердили :($ T “…”. Подумав, что со времени пересечения границы сделался несколько глуховат к модальным обертонам родной речи, путаясь в словах, он спросил адрес и зачем-то записал его по-английски.
Через дорогу от телефонной будки, прямо на привокзальной площади, под склеротическим дождем лоснился & грохотал как ни в чем не бывало парк аттракционов. Мизинцем Н. попытался убрать с очков каплю воды, но та засела на внутренней стороне стекла, поэтому, прежде чем добраться до нее, он поднял брови & вообще сосредоточился так, будто вытаскивал из глаза ресницу. И с неожиданным, каким-то болезненным [аж о ] жаром, чуть не сорвав очки, решил, что кончать ему сегодня ни в коем случае не стоит. Не стоит, и все. *
В результате вышло ни то ни се: с одной стороны, старый город, собор св. Петра & спорадические отправления милостыни, с другой, рассматривая напечатанные фотографии, он еще несколько раз звонил по объявлениям в газете. **
Между прочим, развиднелось :) он хорошо поел и, погуляв еще, понемногу пришел в себя.
Сияющими трофеями кровель город переходил из тени в тень. Прохожие, особенно в небольших улочках, были похожи на перебежчиков. Пустующие такси двигались шагом. Повсюду, как будто в канун грандиозных похорон, с рук и с лотков продавались цветы… Казалось, что он грезит наяву :), хотя ***
†
…на удивление просто и даже как-то не вполне понятно & даже уловка из несгибаемого шнура калорифера ему удастся. И не будет сюрпризом условие ablation мыслить лишь в пределах своего английского — нет, не на английском языке, но оперируя исключительно теми русскими морфемами, которые Он вспомнит по-английски. Единственное, к чему Он окажется не готов [да и мыслимо ли], так это к тому, что собственный язык в первый и в последний раз ослушается Его, явится чуть ли не целиком & разумеется, не вовремя :() удавление О герметичный поцелуй будущего, рот в рот :( В перерывах речи дышащие сипло & хмурые в форме & штатском будут фотографировать его 2 собственным фотоаппаратом, брезгливо выдергивать из удавки, кашляя в кулак, курить и протоколировать, везти в гремящем пакете в морг и вправлять язык, однако притом Он [будет] преспокойно держаться змеевика & рассматривать занавеску душа и выщербленную притолоку TM — так, как если бы и всю ванную со змеевиком, душем и выщербленной притолокой TM дышащие тоже могли затолкать в гремящий и погрузить в скорую.
Ввиду составл. протокола с лица земли Его снесут в братскую могилу военного некрополя Риги, где все так же спокойно [во веки] Он [будет] держаться змеевика & рассматривать занавеску душа и выщербленную притолоку TM . P.S., на Суде :(†, Он [скажет]:
Читать дальше