Андрей Матвеев - Жизнь с призраками

К этому времени они уже несколько недель скрывались поблизости от местечка под названием Чёкертме, тогда это был пустынный и райский уголок, населенный рыбаками, ловцами губок да контрабандистами, турками и греками, прямо отсюда ходившими все на тот же Кос. У Халиля был в Чёкертме приятель, грек Коста, с ним он и договорился, что за мзду тот перевезет их с Гюльсюм с материка на Кос, где ни каймакам, ни подельники их точно не достанут.

Есть, правда, и иная версия, что никаким приятелем Коста не был, Халиль просто припугнул его и силой заставил выйти в море, только первая мне нравится больше, о чем я и поведал Дениз.

Она улыбнулась, но печаль из глаз не пропала.

Мне все больше казалось, что напротив меня сидит Гюльсюм.

Суденышко у Косты было старенькое, когда море спокойное, то еще можно добраться до Коса. Но в ту ночь начался шторм, испуганная Гюльсюм смотрела на рычащие волны, да и Халиль побледнел. Он-то хорошо знал, что может случиться, если сломается мачта или, пусть не будет на то воли Аллаха, треснет корпус и в щели начнет бить вода. Тогда кораблик Косты перевернется, море сомкнется над их головами, сумрачный мир затянет в себя и не будет больше на свете Халиля с Гюльсюм.

Грек перекрестился и сказал, что на Кос они не пойдут, надо переждать начавшуюся бурю, а проще всего это сделать в Аспате, там волны их не достанут.

Свечка в маленькой плошке, стоявшей на столе, догорала, ветер стих, начинался штиль.

Гюльсюм промокла и промерзла от волн, Халиль попросил у Косты вина. Аллах против, конечно, но иначе Гюльсюм может заболеть. Да и самому ему не помешает согреться, Коста улыбнулся и ушел за вином.

Наверное, он придумал это еще тогда, когда пассажиры только взошли на корабль, кто знает, но в каюте у Косты хранился яд для ловли рыбы, если налить его в воду, то рыба цепенеет и умирает, ее можно брать голыми руками, любую, даже самую большую. Для человека он безвреден, но погружает в сон, и тогда…

Мне кажется, что Дениз сейчас заплачет. Мамур, знающий эту историю, видимо, наизусть, опять курит и думает о чем-то своем. А мне остается лишь смотреть, как Халиль с Гюльсюм лежат на палубе без движения, Коста связывает руки вначале мужчине, потом женщине, суденышко уже бросило якорь, но не в Аспате, а в бухте Битез, конец не только пути.

Когда Дениз по моей просьбе перевела текст песни, оказалось, что в ней Халиль с Гюльсюм приняли бой, он был ранен пулей одного из стражников каймакама, а потом их увезли в Бодрум, который опять принес Халилю беду.

Только в жизни все не совсем так, как в песнях. Странный грек, опоивший героев ядом, отчего-то не сдал их каймакаму, видимо, у самого были с ним проблемы. Вообще роль Косты во всей этой истории кажется мне чрезвычайно невнятной, если и была правда, то она ускользнула, скажу лишь, что Халиля действительно захватили и увезли через гору, в столь нелюбимый им город, который так полюбил за эти дни я. Так что получил ли Коста свою награду за предательство, никому до сих пор не ведомо.

Целый день пролежал Халиль, крепко связанный, в саду каймакама, без глотка воды во рту. А ночью его задушили тайком, вывезли тело в горы и сбросили в пропасть, чтобы никто не нашел. А Гюльсюм…

Да кто знает, что стало с Гюльсюм!

— Мне пора, — сказала Дениз, — не забудь позвонить этому твоему соотечественнику, он и сегодня мне на мобильный звонил, ладно?

Музыканты играли очередную турецкую мелодию, музыка без слов, ночь без звезд, хотя это лишь так, уточнение фразы, звезды были, ярче всего, как и положено, сияла Полярная, по которой, наверное, ориентировался темными ночами Халиль, когда возил контрабанду на Кос и обратно.

— Проводить тебя до такси? — спросил я Дениз.

Она улыбнулась, Мамур помахал нам рукой и остался расплачиваться по счету.

Такси были там же, откуда ходили долмушики, мы шли по променаду, мне хотелось взять Дениз под руку, а лучше за руку, но я не рискнул.

Ведь я из другого для нее мира и своим никогда не стану, так что пора опять возвращаться к призракам и теням, хотя здесь уживаться с ними намного проще, полуостров блаженных, навевающий грезы, а вот лечат ли они душу — того пока не понять!

Дениз садится в такси, потом вдруг открывает дверь и говорит мне так тихо, что я с трудом разбираю английские слова:

— Если хочешь, как-нибудь съездим в Чёкертме, тебе будет интересно.

Захлопывает дверь, машина трогается.

Я иду обратно на променад, уже пора возвращаться в сторону пирса.

По дороге я вижу, как двое полицейских о чем-то разговаривают с Озтюрком, у одного на поясе хорошо различимы угрожающего вида наручники.

Если у Господа Бога, в том из подразделений администрации, что отвечает за всех живущих, существует особое хранилище с историями их судеб, то файл, посвященный Арнольду, явно хранится на запароленном диске Божественного компьютера. Вряд ли сам Господь перечитывает его, но что касается Петра Ключника, то Святой Апостол по долгу службы вынужден просматривать его время от времени, хотя бы с одной целью: отделить зерна от плевел да заранее сформулировать будущее решение, открыть ворота или так и оставить их на замке.

Почему на запароленном? Многое из того файла не предназначено для сторонних глаз, но ведь всякое может случиться, кто-нибудь из ангелов невзначай решит полюбопытствовать или, что совсем уж не годится, скопирует информацию и передаст конкурентам, а ведь борьба за души посильнее, чем за капиталы, только нам, земным, этого не понять.

И чем серьезнее клиент, чем больше у него возможностей отправиться прямиком в самое пекло земное, тем строже режим секретности, кто знает, вдруг да удастся еще спасти заблудшую душу, и тогда, в долгожданный час, ворота откроются, пусть и со скрипом.

Только сам Арнольд обо всем этом даже не подозревал. Не то чтобы он считал себя бессмертным, но вот думать о том, что придет некогда час, после которого уже ничего и никогда не будет, для него было настолько мучительно, что он раз и навсегда решил выбросить это из головы. Лучше, чтобы в ней жили цифры, такой специальный счетчик со многими делениями, который постоянно показывает, когда он в плюсе, а когда в минусе. Плюсики повышали эндорфины, минусы вызывали повышенную выработку эндозипинов, и тогда появлялось невольное чувство страха, которое можно было отогнать одним лишь способом. Подойти к бару, достать бутылку крепкого коллекционного пойла и начать мрачно надираться, пока в голове что-то не щелкало и мир снова не становился привычно уютным, полным того комфорта, к которому Арнольд привык за последний десяток лет, когда число плюсиков в его голове намного превысило количество минусов.