Маруся Климова - Домик в Буа-Коломб

Поэтому позже в Париже, когда Маруся узнала, что Галя всерьез долгое время принимала Пьера за профессора, она не удивилась. Ведь Галя хорошо знала Катю и испытывала перед ней настоящее преклонение, за то, что она так много в своей жизни пострадала за женщин и за Бога.

На следующее утро у Маруси зазвонил телефон. Это была Агаша, которая очень озабоченным и серьезным голосом пригласила Марусю срочно зайти к Кате, где сейчас она тоже жила вместе с Мишелем, исполняя при нем обязанности секретаря-переводчика. Мишель хотел предложить Марусе перевести на русский одну из своих статей.

— Он очень много слышал о тебе и хорошо заплатит.

Маруся совершенно не выспалась, и была в плохом настроении, но у них с Костей как всегда не было денег, поэтому отказываться от перевода, да еще и за валюту, было нельзя. Маруся разбудила Костю, и, чтобы не было скучно, пригласила его пойти вместе. Костя с радостью согласился — он всегда был рад видеть Катю, беседами с которой очень дорожил.

Однако, когда Маруся с Костей позвонили в катину дверь, им никто не открыл, хотя им казалось, что за дверью они слышат какое-то шуршание. Они позвонили еще раз, потом еще, ответа не последовало, они уже собрались уходить, но в это время шуршание за дверью стало более явственным, дверь распахнулась, и на пороге возникла Агаша, облаченная в цветастый шелковый халат. Агаша напряженно и не слишком дружелюбно смотрела то на Марусю, то на Костю, как будто видела их впервые в жизни.

— Ах! — наконец сказала она, как будто что-то наконец вспомнив, — Вы к Мишелю! К сожалению, его сейчас нет дома. Он только что ушел. В десять тридцать у него встреча с академиком Лихачевым в Эрмитаже.

По губам у Агаши скользнула издевательская улыбка, которую она даже не сочла нужным скрыть. Марусю охватила ужасная злоба: Агаша разбудила ее в 9 утра, позвала в гости, а теперь делает вид, будто они пришли сами.

— Ну что ж, — сказала она, — Мы подождем, — и увлекая за собой в нерешительности застывшего в дверях Костю, она стремительно прошла мимо Агаши на кухню, где у плиты стоял Антуан и готовил себе яичницу. Маруся села на табурет и стала разговаривать с Антуаном: давно ли он знает Селина, какие замки у его родителей? И про замки в Провансе у отца Антуана, который был потомственным маркизом, и про то, что сам Антуан был анархистом и большим поклонником Селина, Маруся слышала от Агаши, поэтому в ее вопросах не было никакого подвоха, просто ей хотелось подольше потянуть время, дабы досадить Агаше. Однако реакция на эти безобидные вопросы у Антуана была более чем странной. Он в изумлении вытаращил на Марусю глаза: похоже было, что имя Селина он слышит впервые в жизни, при упоминании же о замках он краснел, как рак, и кашлял. Все это время из коридора доносилось шушуканье и чьи-то шаги. Кати дома не было, поэтому Костя сидел молча у окна на табуретке и явно скучал. Тут на пороге снова появилась Агаша и очень вежливым вкрадчивым голосом сообщила, что она ошиблась, на самом деле профессор ни на какую встречу не пошел, а просто сейчас отдыхает в своей комнате, так как вчера работал допоздна. Но он обязательно поговорит с Марусей и с Костей, только не сейчас, не сразу, а через полчасика, после того как еще чуточку поспит… На губах у Агаши опять появилась злорадная улыбка, выражавшая глубокое наслаждение, которое она получала от столь явного несовпадения предыдущей информации с последующей. На сей раз первым встал уже Костя, он взял Марусю за руку, и они молча вышли на улицу.

Через несколько дней Катя как бы невзначай сообщила Косте по телефону, что тогда на кухне Маруся все утро приставала к ученику профессора Антуану. Костя сказал, что это полный вздор, так как он сам там в это время находился.

— Ну ты же не знаешь французского, поэтому ничего и не понял, а она говорила ему: „Мальчик, я прижмусь к тебе голым телом.“ Агаша все слышала!»

Костя опять сказал, что это чушь, тогда Катя вдруг голосом, полным злорадства, добавила:

— Мне и сам Антуан жаловался, а он врать не станет, маркиз все-таки!

И повесила трубку. Костя ничего не понял, он даже не стал рассказывать об этом Марусе (она узнала об этом только потом, много позже), так как очень дорожил своими отношениями с Катей и не хотел их рвать, кроме того, Маруся и так была крайне озлоблена на Агашу.

Костя вообще долгое время ни с кем не общался, поэтому отношения с Катей значили для него очень много. Конечно, то, что она была диссиденткой и феминисткой, не очень нравилось Косте и казалось ему вульгарным. Но она изучала богословие в Париже, любила Ницше, переписывалась с Ортегой-и-Гассетом, и могла по достоинству оценить все тонкости костиных мыслей. Вообще, для Кости это было не просто знакомство, а настоящая Встреча, о возможности которой писал еще Новалис. Костя не сомневался, что Катя тоже дорожит Встречей с ним, ничуть не меньше, чем Цветаева дорожила своей Встречей с Рильке.

Но все-таки, что значили эти слова про маркиза? Какая-то слабая тень сомнения закралась в его душу, ведь Катя была совсем не дура, чтобы нести подобную чушь. И потом, если даже к маркизу действительно приставала женщина, то было ли благородно с его стороны жаловаться на это? Где здесь логика? А может быть, в словах Кати содержался какой-то скрытый намек, как в свое время Пушкину намекали на Дантеса, ведь Костя тоже был поэтом, и Катя всегда восхищалась его стихами.

Впрочем, первое время Костя сразу же отмахивался от этой мысли, которая казалась ему абсолютно нелепой и бессмысленной. Однако, как раз в это время, он срочно должен был закончить одну свою статью и очень плохо высыпался. Они как раз тогда собирались с Марусей в Париж. Потом у Кости началась от переутомления бессоница.

И теперь, когда он часами лежал на постели, безуспешно пытаясь заснуть, ему с каждым разом становилось все труднее избавляться от мыслей о двух французских аристократах, к тому времени уже давно благополучно вернувшихся к себе на родину. Ведь, в конце концов, Катя в чем-то была права, русские, действительно за последние семьдесят лет утратили свое былое благородство…

Марусе было неприятно вспоминать обо всем этом, к тому же она поняла, что жить ей здесь нельзя, поэтому она встала из-за стола и попрощалась. Мишель, который успел съесть уже три четверти содержимого банки, облизываясь, встал и пожал ей руку, после чего снова продолжил свое занятие.

Выйдя от Кати на темную улицу, Маруся стала лихорадочно перебирать в мозгу все места, куда она могла теперь пойти, чтобы не ночевать на улице. Было уже около двенадцати ночи, метро через полчаса закрывалось, поэтому решение нужно было принимать немедленно. К Трофимовой ей идти не хотелось, оставалась только мастерская русских художников на улице Жюльетт Додю неподалеку от станции метро «Сталинград». Она находилась на территории старого завода, у завода была стеклянная крыша, отчего зимой там было ужасно холодно, а летом невыносимо жарко.