Ника Созонова - ...Это вовсе не то, что ты думал, но лучше

И я послушно двинулась, порадовавшись про себя за бывшего бой-френда с обломившимся ему богатым уловом.

Мы долго бродили по знакомым и любимым местам.

Я послушно рассказывала обо всех, прошедших сквозь мою жизнь и мелькавших теперь перед нашими глазами (это казалось чудом, и я догадывалась, кто мог его устроить). Иногда приходилось напрягать память, чтобы вспомнить имя (кличку), иногда, напротив, хотелось броситься на шею человеку, казалось, давно потерянному в круговороте бурной и безалаберной жизни.

Мои ноги еле передвигались, язык побаливал от постоянной болтовни — но энтузиазма хватило бы на десятерых. И еще я заметила, что не было ни одного приступа — голова ни разу не заполнялась 'ватой'. К чему бы?..

— Это Сэнс, он всегда начинает играть в это время и в этом месте. Шоколадный мальчик 'Трубы'. Он настолько же добрый, насколько мягкий, и настолько мягкий, насколько талантливый…

— …Нетти — она сегодня работает на Сэнса, ему повезло — это лучший наш 'аскер'. И Вижи — отбивает ирландскую чечетку, смешная… Две подружки. Яркие, как звездочки, верные в качестве подруг и ветреные — в роли возлюбленных…

— …Еська — вся такая цивильная, чистенькая. Это потому, что она умудряется совмещать обыкновенную жизнь (мама-папа, обед из трёх блюд, институт) с 'Трубой'. Что, по-моему, крайне не просто…

— …Леший и Красавчик — если ты хоть что-то понимаешь в музыке, ты согласишься, что их группа 'Кулэм-олэм' — самая талантливая и необычная среди неформалов. Они оба не приспособлены для такой жизни. Оба пьют, а Леший ещё и колется. Два лучика света, запутавшиеся в грязном болоте…

— …Патрик — тот, что тянет пиво из горлышка. Теплый, ласковый и беспечный, как весенний котенок. Даже жизнь наркомана не сделала его сволочью…

— …Чакра — она всегда ходит очень быстро, чуть ли не строевым шагом. Вот и сейчас несется, разрезая толпу, как ледокол. Разыскивает своего Акелу, не иначе. Она самоуверенна, считает себя выдающейся ведьмой и экстрасенсом. Но зато искренняя и прямая. И умеет любить. Другу или бой-френду она предана, как волчица…

— …Абрек — вот он танцует у входа в подземку. Он классно это делает. Он похож на смерч, яростный и обжигающий, а его стихи — выплески адской боли. Словно рисунки кровью на стекле. Его жизнь — затянувшийся прыжок с крыши: все время на выдохе, до предела…

— Он тоже хороший? — прервал мой монолог давно не подававший голоса повеса и денди.

— Да!

— А как же проломленные в драке головы? Я слышал, он даже может ударить женщину.

— Порой мне тоже кажется, что от зверя в нем больше, чем от человека. Но он искупает всё тем, что жить ему больнее всех. Демоны его страстей пытают его, прижигают внутренности. Когда он ударяет кого-то, он не видит, женщина это или мужчина, он весь в багровом тумане, как смертельно раненый пикадором бык…

— …А это мой названый братец Акела — расчехляет гитару у Елисеевского. Чакра воссоединилась с ним, чему искренне рада. Она никогда на 'аскает' — не умеет или брезгует, и просто сидит на асфальте и слушает его надрывно-хриплые песни. Акела… Белый огонь, закованный в броню льда. Чужой, другой. Самый сильный и яркий из всех моих 'трубных' знакомых. Да и, пожалуй, из всех вообще. Если Тибальд похож на кромку ножа, отточенную до бритвенной остроты, то Акела — обоюдоострый меч из рыцарских историй. Это гордое и благородное оружие — им не ударить в спину, как кинжалом, не стать орудием предателя, как яду или веревке, не обагриться кровью беспомощной жертвы, как топору палача. Только в схватке лицом к лицу, в честном противоборстве он будет жесток и неумолим, как сама судьба…

— Всё сказала? — Мы приземлились в маленьком дворике у Армянской церкви, так как ноги отказывались нести меня дальше. — Красиво излагаешь, молодец. И его, кого ты так поэтично сравнила с орудием убийства, его ты тоже считаешь хорошим?

— Конечно. Я называю его братом и очень люблю, а разве я могу любить негодяя?

— Не знаю, не знаю. Ладно, а кто тогда в градации твоих ценностей плохой?

— Ну… Калигула, наверное. И Чикатило.

— И всё? А вот этот милый господин? — он кивнул на соседнюю с нами скамью.

Лица сидящего не было видно — он дремал, запрокинув голову на спинку скамейки. Щегольская одежда — но мятая и грязная. Неровное, судорожное дыхание. Острый кадык…

Я узнала мгновенно.

— Слушай, какого черта ты меня допрашиваешь?!

— А отчего ты так кипятишься? Просто спросил. Он ведь тоже твой знакомый, как и все остальные.

— А я не хочу отвечать! Он пришел с войны, между прочим. Каким он был до ухода на бойню — ты знаешь?!..

— До ухода он кого-то порешил в драке, по-моему. Успокойся! Не переживай так — проехали. Последний вопросик — и больше не буду тебя пытать. А ты сама — какая?

— Дурацкий вопрос. Конечно, я не ангел с белоснежными перышками, но…

Я приготовилась объяснить, что стараюсь никому не причинять зла, и хотя совершила немало ошибок, но ни преступление, ни подлость, ни предательство среди них не значатся. Что не могу не то что убить, но даже просто ударить человека… Но что-то сковало мой язык, прежде столь бодрый. После всего случившегося за последнее время (и в частности, после бесед со Спутником), этот вопрос поставил меня в тупик.

— Наверное, плохая, — после длительного размышления выдала я.

И тут он расхохотался. Я не сразу поняла, что это смех: издаваемые им звуки мало напоминали обычное выражение радости и веселья. Слыша их, скорее можно было представить волны, с шелестом разбивающиеся о гранитные парапеты… грохот спешащих трамваев… карканье ворон в сером небе, подпираемом кудрявыми макушками Ростральных колонн.

— В хорошую компанию ты себя записала! Калигула, Чикатило и девочка Росси — перечень самых выдающихся злодеев всех времен и народов…

— Нет, ты не понял! Просто… — Я запуталась сначала в мыслях, а потом и в словах. Очень трудно выразить внятно то, что крутится под черепной крышкой. Особенно, когда словарный запас не велик. — Я не ставлю себя в один ряд с этими выродками. Я сужу о себе изнутри и вижу множество деталей, которые стоило бы поменять. А другие? Я ведь не могу взглянуть на мир их глазами. Я эгоцентристка по сути своей, и градации добра и зла проходят у меня внутри, согласно их ко мне отношению. Да, возможно, Акела излишне жесток к своей бывшей жене, а Леший — пьяница и наркоман, но мне они не сделали ничего дурного, и значит, для меня они хорошие. И мне плевать, как к ним относится окружающий мир. И вообще, что это за детское деление на белое и черное? Тебе самому не смешно? Люди — они разноцветные. И тот, кто повернут ко мне пушистой и теплой стороной, для другого может выглядеть колючим или скользким.