Галина Щекина - графоманка

Под светлыми сводами школы назревало объединенное родительское собрание начальных классов. Сначала каждый родитель отсидел внутриклассовые проблемы, потом все “а-б-в” согнали в актовый зал. Там застрочила пулеметная очередь повестки дня. Крепили связь семьи и школы. Рыжеволосая Синицкая-мать из параллельного “б” в зеленом вязаном платье, с янтарем на шейке, говорила складную речь. Синицкой хорошо было крепить, она работала завлитом театра и водила класс к себе на работу. А куда бы повела Ларичева? К себе в статотдел, что ли?

Ларичева вспомнила про свою работу и помрачнела. Она ведь три года там отсидела и ничему не научилась за все это время. Ее могла научить только ее начальница Поспелова, но та ничего не объясняла. Смотрела беспомощными голубенькими глазками — “Сидите тихо, пишите троху”. — “Когда ж я буду постигать азы?” — “Да вы и так уже все знаете. Учились ведь. Тут надо все сбивать на угол”… У Поспеловой было пятеро детей и супружник всю жизнь искал приключений, а она сама была молчаливой и болезненно толстой женщиной. Когда в отделе были злобные разборки, она не вмешивалась, она испуганно пила отвары: “Сидите тихо, пишите троху…” Ей не было и пятидесяти, когда настигла внезапная смерть от болезни почек. Свою короткую жизнь прожила, перемогаясь и во вред себе, а в гробу лежала в новом ненадеванном трикотажном платье и с чужой оранжевой помадой на губах. На кладбище Ларичевой хотелось крикнуть: “Назад, все сначала! Перемотайте пленку!”

Никто не знал, что, когда страшная Поспелова впервые услышала голос Джона Леннона, по ее телу прошла волна блаженства… На поминках бедную Поспелову, как обычно, запили водкой, заели жареной печенкой и красными помидорами. Вдовец довольно скоро женился, а на работе все поспеловские папки аккуратно собрали и сожгли в котельной. И Ларичеву посадили новые папки писать, и тогда она поняла, что с ней будет все точно так же… Жизнь покатит вал за валом, накрывая с головой…

А в это время на трибуну вышел Барсов-отец из параллельного “в”, пытаясь осветить кружковую работу.

— …Раздувать профанацию подобного рода. Я люблю переплетать журналы, а сын не любит. Люблю музыку — английские газеты перевожу, а он нет. Он не любит ничего. Он просто взял мою пленку с группой “Мэднесс” и гонял, пока не порвал в куски. Что с ним делать? Конечно, легче всего сдать в какой-то кружок и отделаться. Раньше он был кудрявый крошка, и я водил его на компьютеры играть, а потом он подрос и ничего, кроме компьютера, знать не хочет, даже учиться. А я что, должен ему компьютер покупать? Наше понятие о ребенке сильно отстает от него самого. И чтобы ему помочь, надо стать, как он, изменяться вместе с ним. А нам это не под силу. Вот поэтому я пожелал бы всем нам любви. И еще гибкости — так сказать, зеленеть и давать побеги.

Зал сильно зашумел. Бордовая завуч в вологодском воротнике передернула плечами, видно, она ждала чего-то другого… А Ларичева неистово радовалась живому человеческому слову. Пока шла смена повестки, она заглянула в пудреницу и ужаснулась. На ней лица не было. Она даже рассольник не успела поесть, а ночью мало спала, вот и результат. В косметический кабинет очередь на месяц вперед, а у Синицкой, наверно, свой косметолог. Хотя Забугина говорит — главное не это, главное целоваться побольше. Но с кем? Муж у Ларичевой очень мягкий, терпеливый человек, но если заставить его целоваться, он сдуреет… Тогда держись…

— О профилактике кишечных заболеваний. — Миловидная врач-педиатр зашелестела докладом. — Вглядитесь в ваших ребятишек. Они бледные, вялые, не едят, не учатся? Подобные признаки уже могут означать угрозу. У нас исследовался мальчик, сильно истощенный на вид. После серии анализов у него обнаружились особи взрослых аскарид даже в легких. А внешне это было так похоже на пневмонию… По последним данным, сорок процентов школьников заражено аскаридозом и другими видами… Собрать немалые средства на партию пирантела… Полностью выбраны фонды…

По лицу Ларичевой текли слезы. Она была бессильна перед аскаридозом в таких тотальных масштабах, она не могла шевельнуться — как Поспелова, которой накрасили губы не той помадой. Это был асфальтовый каток, он ехал на живое тихо и неотвратимо. Остальные родители тоже сидели пришибленные, а иные со зверскими лицами уже пробирались на выход. Но их настигал трубный глас завуча:

— …На беззаветный детский труд нельзя ответить молчанием и черствостью… Концерт художественной самодеятельности и завершит нашу встречу, превратив ее постепенно в “Огонек”.

В заскрипевшие разом двери въехали тележки с подносами в пять этажей. Это были стаканы с чаем и куски рулета, все дымилось и пахло.

— Смотрите, что творят. Детей два часа морили, а теперь они плясать, а мы трескать. А кому полезет?

— Вчера в большую перемену дали яйцо и гранатовый сок. Видать, сэкономили.

Вместе с рулетом на забитых родителей обрушился шквал хоровых песен в честь благополучно скончавшейся четверти. Возле Ларичевой остановилась пигалица с подносом и с синими кругами под глазами. Рулеты ляпали пятна на ее белый фартук. Ларичева осторожно взяла рулет, шмыгнула носом и быстрей оттуда.

В раздевалке тем временем шло свое собрание. Синицкая-мать что-то доказывала насчет спонсоров, Сапеевы утверждали, что купили дом в деревне. Обойдутся без школы — дети будут читать рассказы Толстого и молитвы, а потом корове корм задавать, вот и вся школа, и людьми вырастут. А тот же Барсов-отец видел выход только в организации частных школ…

Слушая их и не слыша, задерганная Ларичева стала править через дорогу, но вскоре узрела вереницу автобусов. Они загораживали всю остановку и стояли далеко вдоль дороги, на окнах белели листовки: “По такой дороге больше не поедем”. И тут она совсем ополоумела. Ей казалось, что у детей что-то стряслось за эти два часа, что загорелась проводка под линолеумом, ворвались в дом бандиты… Аскаридоз развился в последней степени. Обнаружив напротив банка автомашину “Ниссан” с гостеприимно распахнутой дверцей, она вскочила туда и толкнула дремлющего шофера. Тот с перепугу было поехал, потом, проморгавшись, забоговал, загаял. Но Ларичева уже увидела знакомую вывеску с надписью ОСВОД, выскочила, побежала, спасибая на ходу.

“Только бы живые были… С глистами, без глистов, все равно. Только бы дверь была не взломана, а они там в наличии были. Ну, я прошу тебя, Господи, сделай, и я никогда больше не буду просто так уходить, ни на собрание, ни к поэтам…”

Ворвавшись яко тать в квартиру, она первым дело увидела в ванной сыночка, который мирно переливал шикарный рассольник прямо в тазик с колготками. А рядом сидела на стиральной машине дочь и обливалась слезами.