Аравинд Адига - От убийства до убийства

В полдень он усаживался у своего любимого окна в учительской и съедал морского окуня под соусом карри, которого приносил в школу в кастрюльке из нержавеющей стали. Коллегам Д’Мелло запах карри не нравился, и потому питался он в одиночестве. А покончив с едой, неторопливо относил кастрюльку во двор, к раковине общего пользования. Мальчики, игравшие во дворе, при его появлении замирали. Поскольку о том, чтобы склониться к раковине, нечего было и думать (брюхо, ничего не попишешь), ему приходилось наполнять кастрюльку водой и поднимать ее ко рту. Он несколько раз подряд прополаскивал рот, изрыгая шафрановые струи. И каждый раз мальчики визжали от счастья. Когда же он возвращался в учительскую, они сбегались к раковине, чтобы полюбоваться кучкой собравшихся у отверстия стока тонких рыбьих костей, похожих на отложения, из которых еще вырастет когда-нибудь коралловый риф. Трепет и отвращение смешивались в голосах мальчишек, когда они принимались скандировать в унисон, все громче и громче: « Людоедлюдоедлюдоед! »

«Главное затруднение, сопряженное с избранием мистера Д’Мелло в мои заместители, состоит в том, что он питает чрезмерную склонность к отходящему ныне в прошлое насилию над учениками», – писал в правление ордена иезуитов молодой директор школы. Мистер Д’Мелло сек учеников слишком часто и слишком подолгу. Бывало, он писал что-нибудь на классной доске, а левая рука его уже тянулась к тряпке, предназначенной для вытирания оной. Дописав же, мистер Д’Мелло поворачивался и запускал тряпкой в задний ряд, и сидевшие там ученики с визгом ныряли под стол, опрокидывая при этом скамейку.

Числилось за ним и кое-что похуже. Отец Мендонза в подробностях изложил правлению рассказанную ему пугающую историю. Однажды, это случилось много лет назад, сидевший в первом ряду, прямо перед мистером Д’Мелло, маленький мальчик заговорил с одноклассником. Учитель никакого замечания ему не сделал. Просто сидел, наливаясь гневом. И вдруг – так об этом рассказывали – мозг его словно заволокло мглой. Он сорвал мальчика со скамьи, поднял его перед собой и понес в дальний конец классной комнаты, а там запер несчастного в шкаф. И до конца урока мальчик бил кулаками в дверь шкафа. «Я задыхаюсь!» – кричал он. Удары кулаков в дверь становились все громче и громче, потом все тише и тише. Когда же дверь наконец открыли – целых десять минут спустя, – воздух класса наполнился вонью мочи, а мальчик выпал из шкафа на пол недвижным кулем.

Да и в прошлом мистера Д’Мелло имелись темные пятна. Шесть лет обучался он на священника в Валенсийской семинарии, а потом вдруг покинул ее, разругавшись с начальством. Если верить слухам, он оспорил священную Догму, заявив, что в такой стране, как Индия, политика Ватикана в отношении контроля рождаемости решительно нелогична, – и потому ушел, махнув рукой на потраченные впустую шесть лет жизни. По другим же сведениям, он оказался вольнодумцем, пренебрегавшим регулярными посещениями храма.

А затем настал день, когда школу посетила христианка из самой Британии, щедро жертвовавшая средства на поддержку осуществлявшихся в Индии достойных начинаний. В то утро отец Мендонза с особым усердием напомадил еще сохранившиеся на его голове пряди волос. Он упросил мистера Пандита сопровождать вместе с ним британскую леди во время осмотра школы. Преподаватель языка каннада с превеликой учтивостью рассказывал иностранке о славной истории школы Святого Альфонса, о ее выдающихся выпускниках, о роли, которую она сыграла в насаждении начал цивилизации в этом варварском уголке Индии, бывшем некогда дикой пустыней, перенаселенной слонами. Отец Мендонза начал уже склоняться к мысли о том, что мистер Пандит и есть самый тонкий человек, какого только можно сыскать в этой части света. И вдруг иностранка завизжала, да как! Она в ужасе растопырила перед собою пальчики. На последней скамье класса, за спинами попискивавших от смеха учеников, возвышался Джулиан Д’Эсса, отпрыск владельцев кофейной плантации, выставив всем напоказ свои причиндалы. Мистер Пандит бросился, разумеется, к безумному негодяю, но вред, и вред непоправимый, был уже нанесен. Иезуит увидел, как заграничная благотворительница пятится прочь от него с полными ужаса глазами, как если бы он-то и был эксгибиционистом.

В тот вечер отцу Мендонзе позвонил из Бангалора, дабы утешить его, один из старейших членов правления ордена иезуитов. Не узрел ли наконец «реформатор» истину? Современные, касающиеся образования идеи хороши лишь в Бангалоре, а не в таком застойном болоте, как Киттур, лежащий в милях, милях и милях от цивилизации.

«Для того чтобы руководить школой, в которой учатся шесть сотен юных животных, – сказал старейший член правления рыдавшему молодому директору, – вам без настоящего людоеда не обойтись».

И через два месяца после его появления в школе Святого Альфонса отец Мендонза вызвал в свой кабинет мистера Д’Мелло. Другого выбора у меня нет, сказал отец Мендонза, и попросил мистера Д’Мелло стать его заместителем. Для управления такой школой, как эта, необходим, заявил иезуит, человек, подобный мистеру Д’Мелло.

«Остановись на минуту, – сказал себе Д’Мелло. – Переведи дыхание». Еще немного, и он войдет в класс – с объявлением войны. Пока все складывалось хорошо, до задней двери он добрался без помех. Взять их врасплох. О том, что Мендонза передумал насчет «Говорящего Ангела», все они, надо полагать, уже знают. Мальчики, разумеется, решили, что школьное начальство попросту струсило. И сейчас опасность достигла высшей точки – равно как и возможность преподать им урок, который они запомнят навсегда.

В классе было тихо – слишком тихо.

Д’Мелло вошел на цыпочках. В последнем ряду, где сидели обычно рослые болваны-переростки, целая стая их слиплась в безмолвную груду, рассматривая журнал. Д’Мелло постоял, нависнув над ними. Журнал был обычным, понятно каким журналом.

– Джулиан, – негромко произнес Д’Мелло.

Отроки испуганно обернулись, журнал полетел на пол. Джулиан встал, ухмыляясь. Он был самым рослым, самым переростком из переростков. Перевернутый треугольник волос дыбился под его расстегнутой на груди рубашкой, а когда он закатывал рукава и напрягал мышцы, Д’Мелло видел бицепсы, вспухавшие бледными толстыми трубами. Поскольку Джулиан Д’Эсса был наследником династии кофейных плантаторов, выгнать его из школы никакой возможности не было. А вот наказывать – сколько угодно. Маленький демон смотрел на Д’Мелло с развратной улыбкой. И в ушах Д’Мелло зазвучал голос Д’Эсса, подстрекавший его к самому худшему: « Людоед! Людоед! Людоед! »

Он за воротник вытянул мальчишку из-за стола. Хрясь! – воротник оторвался. Трясущийся локоть Д’Мелло замер – прижавшись к щеке мальчишки.