Пол Теру - 22 рассказа

Мать умерла. Об этом мне сообщил директор: отвел в сторону, говорил со мной очень любезно, а его жена Винни — мы ее называли Пуделихой — напоила меня чаем.

— Твой отец приедет и тебя заберет.

Мне было десять лет, но на вид — меньше: бледный, худой, как щепка, вихрастый свои костлявые пальцы я все время нервно покусывал. Я не был ни мечтателен, ни ленив, — нервы не позволяли. В математике, шахматах и религиоведении я был просто бог, а на занятиях всеми видами спорта — парией.

И вот этот день наступил.

— Твой отец в вестибюле Эшбернхема, — сказали мне. Я побежал туда. Меня снедала паника. Я увидел двоих мужчин. Обхватил руками одного из них и заплакал.

— Невилл, я твой отец, — сказал другой.

Мужчина, которого я обнял, засмеялся — то был мой дядя.

После этого у меня так и не сложились отношения с отцом. Я стал задумываться: «Кто он мне? А если дядя и есть мой настоящий отец?»

У моей тети Розалинд — мы ее звали Розочкой — была невероятная коллекция драгоценностей. В этой связи следует знать две вещи. Во-первых, собирательством тетя увлекалась страстно: постоянно раздобывала новые вещи, следила за рынком, ходила на аукционы и распродажи наследственного имущества, имела дело с частными торговцами. Во-вторых, она всегда оповещала о своих находках и приобретениях. Поэтому все мы были отлично осведомлены о том, что она купила и чем теперь владеет. Стали сами разбираться в камнях. «Вот топаз, вот сапфир, это желтый бриллиант, а это черная жемчужина», — говорила она. Мы уяснили, как отличить оправу из белого золота от платиновой, почему одни камни ценнее других, какие бывают пробы, сколько стоят золото и бриллианты — конкретные цифры, признаки уникальности.

Коллекция тети Розочки продолжала расти прямо у нас на глазах: было несколько шкатулок, а стало множество комодов, стеклянных шкафов и витрин. Мы сами сделались знатоками. Этим мы старались угодить тете Розочке. Мы чувствовали: она в нас нуждается, ей хочется, чтобы кто-то интересовался коллекцией, ей нравится нас просвещать. Должно быть, благодаря своим познаниям мы чувствовали, что имеем определенное отношение к тетиной коллекции и больше себя уважали.

И вот когда мы уже пошли работать, тетя Розочка продала свою коллекцию драгоценностей. Это было точно болезнь и смерть. Служащие аукционного дома набросились на коллекцию, как хищники — на добычу: оценили вещи, сфотографировали их, и через несколько месяцев все собрание разошлось. Тетя сказала: «А вы приходите на торги и попробуйте купить ваши самые любимые». Но мы не пошли — такие покупки нам были не по карману. Тетя проделала это не ради денег. Денег у нее и так хватало. После грандиозного аукциона тетя сделалась как никогда могущественной и еще более непостижимой, а мы почувствовали свое бессилие.

Я узнал эту историю в Центральной Америке, где посещал школы по поручению одной благотворительной организации. Когда мы вышли из маленькой школы в одной деревне, мой гид Рамон сказал:

— Видели маленького мальчика за первой партой, медлительного такого? Он сидел один после уроков и писал в тетради.

Ну как же: мальчик с кривой улыбкой. Да, я его видел, и он меня тоже.

— Очень грустная история. Его мать забеременела пятнадцати лет. Никакого друга, никакого жениха у нее не было. Вроде бы школьница как школьница. Она родила ребенка, а потом уехала из родительского дома в Сан-Педро. Через несколько лет она приехала в гости к родителям и увидела, как ее отец обнимает и целует младшую, четырнадцатилетнюю дочку. «Отстань от нее!» — завопила она. Отец сказал: «А что такое — мы просто нежничаем». «Нет уж, — сказала старшая дочь. — Не хочу, чтобы она повторила мою судьбу. Оставь ее в покое». Но отец не послушал. Тогда старшая дочь пошла в полицию и сказала: «Мой отец живет с моей сестрой половой жизнью. Раньше он жил со мной, и вот чем дело кончилось — посмотрите на мальчика». Мальчик смотрел на полицейских и улыбался. По его улыбке они поняли, что у него не все в порядке с головой. Отца арестовали. Его судили, дали пятнадцать лет, теперь он в тюрьме. Странные дела. Как только такое случается?

Через несколько дней мы проезжали мимо какого-то домика в лесу близ той деревни. Рамон указал на него рукой.

— Это дом сеньора Мартина. У него было семнадцать человек детей. Надо же! И вот что я теперь вспомнил — это его второй сын совершил инцест со своими дочерьми. Тут он и жил.

— Семнадцать детей в этом доме? — поразился я.

— Две спальни, — сказал Рамон. — Фантастика, а? Как только эти люди выкручиваются?

Я собираюсь на пенсию. Я гипертоник, хотя всегда жил размеренно. Двое детей, у обоих уже свои семьи, жена работает в агентстве недвижимости. Всю жизнь специализируюсь по бухгалтерии и налоговым декларациям. Раньше я говорил себе: «Надо бы чаще бывать на воздухе». А потом, когда из-за здоровья стало не до прогулок, я даже испытал некоторое облегчение, что можно не утруждаться.

Всю жизнь меня словно бы окутывало какое-то черное облако. В чем причина, я не понимал, но чувствовал: оно на меня давит.

И вот в супермаркете — буквально на днях — я увидел молодую мать с троими детьми: один сидел в коляске, другой держался за ее руку, а третий, старший, пытался ей помогать. Старшему было лет десять. Он был в бейсболке не по размеру, которая все время съезжала набок. Очки у него были дешевые — дети таких стесняются. Он был бледный, с неправильным прикусом, страшно тощий, в мешковатой рубашке и синих брюках — совершенно немодных, какая там мода. Семья была бедная, но честная, ценила приличия и порядок. Мальчик нес тяжелую сумку, потому что мать была занята младшими детьми и процессом выбора товаров. К выбору она подходила очень тщательно: все взвешивала, по несколько раз смотрела на ценники.

Мальчик был некрасив, с глуповатым лицом, — жалкое существо. Он пытался не выделяться, но одноклассники почти наверняка называли его «ботаном». В страхолюдных очках, тщедушный, нервный, он пытался помогать маме, но сразу было видно: он ужасно стеснителен и, наверно, панически всего боится. Он знал, каково это, когда тебя дразнят ежесекундно ждал насмешек, озираясь по сторонам. Я рассудил, что его отец либо умер, либо ушел из семьи. Отец научил бы мальчика одеваться и служил бы для него образцом мужчины. Но мать изводила его своими требованиями: «Ты же старший!» Он был в отчаянии — я буквально увидел над ним черное облако.

Позднее я проанализировал свои чувства — печаль и жалость. И понял: да это же я! На пятидесятом году понял, почему моя жизнь так сложилась. И мне стало больно — не за себя, а за этого бедного некрасивого мальчика.