Пол Теру - 22 рассказа

Посещая плантации, я заинтересовался азиатским антиквариатом и начал им торговать хлопот было столько, что я прибег к помощи Хэнка. Вскоре я обнаружил, что Хэнк ездит в Азию исключительно за наркотиками. Как и наш отец, он был новатор — одним из первых стал провозить героин в пустотелых статуэтках Будды и резных навершиях пагод небольшими, труднозаметными для таможенников партиями, чисто для личного потребления. Благодаря своему богатству ему никогда не приходилось торговать своим зельем или полагаться на наркоторговцев в Штатах. Он делал себе уколы то в предплечье, то в ступню, то в шею. Говорил: «Я все держу под контролем», — подразумевая, что ему эта привычка по карману.

Но со временем героин сожрал почти все его деньги, и одно время он брал взаймы у меня. Очень дорогостоящая привычка, и разрушительная, — полагал я.

Я поклялся:

— Если ты слезешь с иглы, я отдам тебе половину своего наследства.

Я все равно удвоил свой капитал, торгуя антиквариатом.

Хэнк ответил:

— Отстань. Я все равно что больной. Вот и позволь мне болеть спокойно. Я не в такой уж плохой форме, как многие.

Но я умолял его, пока он не согласился. Результат был неожиданный. Как только он смог обходиться без героина — после долгого мучительного лечения в наркологической клинике, — то страшно ослаб. В наркоманские времена он был крепок и полон жизни, а сделавшись нормальным человеком, стал болезненным и бледным: постоянно простужался, иногда не мог подняться с кровати. Так продолжалось несколько месяцев. Разволновавшись всерьез, я повел его к врачу, и у Хэнка нашли рак.

Онколог сказал: «Ваш брат болен раком уже несколько лет, но употребление героина камуфлировало симптомы. Если бы он продолжал сидеть на героине, то умер бы легко — в любом случае, внезапно. Героин ограждал его от мучений».

Дальше было страшное. Через месяц, в ужасных страданиях, Хэнк умер.

У нас на лове омаров кормовым зовут помощника. Он приходит ко мне каждое утро, кроме воскресенья, в половине пятого, готовый к отплытию, а если не приходит, я выхожу в море один. Он много чего делает — готовит верши, насаживает наживку, смывает с палубы водоросли, упаковывает пучеглазов — омаров то есть, драит все, что пачкается.

Когда ловим зимой, кормовой, бывает, говорит: «Я замерз», — а ты: «Мать твою, плохо работаешь, вот и мерзнешь». Кормовому положено пятнадцать процентов дохода от улова.

У меня всякие работали: наркоманы, полудурки, воры, а один был чокнутый, как крыса из нужника. Один гаденыш из Белфаста, ни стыда ни совести, увел у меня шлюпку. Другой, когда я его уволил, названивал мне, грозясь убить, а еще обещал утопить мои верши. Адская у нас работа.

Но был у меня один кормовой, что надо — Олвин. Никогда не опаздывал, не из трепачей, работал на совесть. Бог знать, откуда он был родом. Спрашиваешь его, откуда он родом, а он только глаза таращит или меняет тему. Кроме того, когда я заговаривал о женщинах, Олвин как-то настораживался. Скажи только «вот шалава», или «бабенка хоть куда», или «ноги от ушей», а Олвин отворачивается и начинает драить палубу или смывать водоросли.

Как-то я заговорил о Вьетнаме. Возраст у Олвина был подходящий. Мой сын там отслужил — одну командировку отбыл. Но Олвин сказал:

— Я в армию не пошел.

— Это почему же?

— Не мог.

— Да ты здоровый, как бык, — подколол я его.

— Уорнер, я тогда сидел в тюрьме, — сказал Олвин, помолчав немного. Он в первый раз обратился ко мне по имени, но говорил, не поднимая глаз.

— И долго просидел?

— Да так, средне.

— Средне? И что же ты натворил?

— Убил свою жену.

— Наверно, за дело, — сказал я.

Я понял, что угадал правильно, так как Олвин ничего больше не сказал. Правда, через месяц он уволился. Вот ведь незадача — такого кормового я себе больше не нашел.

Нас всегда все обожали. «Вот идут Морт и Ирма». Видели, что ходим мы под ручку. Мы оба маленького роста — в Ирме и полутора метров не будет — ну прямо детки. У нас-то детей нет, вот нам и не пришлось взрослеть.

Мы считали себя людьми коммуникабельными, у нас была масса друзей. Но наш брак накрылся. Сейчас расскажу как.

Я торгую ресторанным оборудованием, все время в разъездах. Жизнь не сахар — приходится останавливаться где подешевле, чтобы сократить накладные расходы и повысить прибыль. У меня много клиентов во Флориде, вот мы и переехали в Уэст-Палм. Но Флорида — штат огромный, и мне все равно приходилось мыкаться по отелям и часто ночевать не дома.

В одиночестве Ирма слегка затосковала и заговорила о том, чтобы завести собаку, — а ведь она вообще-то собак не любит. Как-то в пятницу возвращаюсь из поездки и думаю: «Сейчас, как у нас заведено, пойдем ужинать в ресторан». Но Ирма сказала: «Не могу. У меня группа».

Вот так, как гром с ясного неба. Женская группа. Стала туда ходить, пока я разъезжал, — соседка пригласила. Ей понравилось. Ну и хорошо. Мой черед сидеть дома в одиночестве.

На следующей неделе все повторилось, только в чуть худшей форме. Прихожу и говорю:

— Зая, давай-ка пожертвуем группой ради вкусного сочного стейка.

— Я вегетарианка, — как гром с ясного неба. — Мы вместе решили.

Они все перестали есть мясо, вся группа. Туда ходили жены, чьи мужья работали, и несколько разведенок — типа группы взаимопомощи. Я сказал ей, что всей душой одобряю ее увлечения, — я не лукавил. Торговым агентом быть несладко, но если группа скрашивает Ирме жизнь, пока я в отъезде — отлично. Но потом она и за имена взялась.

— Ирма, — говорю я ей как-то в пятницу, а она замахала руками, вся скривилась.

— Не называй меня так. Меня зовут Сиу.

— Ну тогда я индеец Тупое Бревно.

В ту ночь мне пришлось спать на диване в гостиной. Это уже не хиханьки. Но дальше стало еще круче. «Ох, какой же ты нечуткий!» Она Сиу, и точка. Они там все как-то переименовались. Она себе новую именную бумагу заказала. Говорит, что наши праздники ей безразличны. Можете себе представить? Я как ездил в командировки, так и езжу, но теперь, когда я возвращаюсь, собственную жену не узнаю.

Я прожил с женой двадцать два года. Поселились мы на наветренной стороне острова Оаху на Гавайях. Детей у нас не было. Впервые я приехал на Гавайи молодым агентом по продажам — консультировал людей, которые хотели открыть франшизы Jiffy Lube [3] Американская сеть автосервисов. — Esquire , но, выполнив задание, решил: остаюсь. Тоже открыл франшизу, понял, что здесь-то и хочу жить, и вызвал к себе Дайану, мою школьную подругу. Она вечно жаловалась, что Гавайи — это просто кошмар: крысы, тараканы, люди говорят вроде бы по-английски, но звучит по-иностранному, еда никуда не годная, сплошные заторы — и так далее, и тому подобное. Пожалуй, в этом вся суть моего рассказа.