Сергей Чихачев - КУНСТ (не было кино). Роман с приложениями

И герой догадывается, что, в общем-то, он может этим как-то воспользоваться. Вопрос только как? Фантазия у компьютерщиков не очень насчёт этого. К тому же жалко население – то есть лавиной в центре Москвы любоваться совесть не позволяет. Ну время идёт, и он всё-таки потихонечку развлекается, например в районе родительской дачи дождиком польёт, чтобы росло хорошо. А как-то он на самолёт опаздывал в Омск – так такую метель устроил в Шереметьево, еле вообще потом самолёт откопали. Он-то приехал, опоздав на час, а перед ним ещё и извинились, что, мол, такая задержка с вылетом.

А тут день рождения подходит. Хочется чего-нибудь такого. С размахом. Созывает всех друзей на дачу к себе, шашлык жарить. Друзья зябко крутят пальцем у виска. Февраль месяц. Он им – не ссыте. (Это такой компьютерный жаргон.) Ну ладно. Он – плавки не забудьте. Они – мы тебе лучше аминазинчику захватим, переработал.

Приезжают. Мать твою – плюс двадцать пять, солнышко вовсю наяривает, птички поют. Друзья рот открыли, даже водка не сразу взяла. Однако поскидывали с себя одежду, девки привезенные вообще купальники захватили. Странные всё-таки эти бабы – в чудо всё время верят. Ну и пьянка пошла. И как раз девка одна ему очень понравилась. Кто-то там её привёз. Хи-хи, ха-ха, вместе шашлычок жарить, а я вот в Гидромете работаю, хи-хи, а я там-то менеджером. Выпили. Всё на мази. Он уже и комнату себе, как хозяину, выбил отдельную, дружки не возражали – холостой он, бабы нет постоянной, ну так ему и флаг в руки, а они на террасе ночью за пулькой от жён отдохнут. Ещё выпили. Пробило его всё-таки на откровения. Надо чем-то поразить её – а то что такое компьютерщик? Тварь фортранная. Он и говорит, намёками: я, мол, могу на погоду влиять. И рассказывает, что вот в Чите, помните, а потом там-то – так это всё я. Реакция однозначная. Все ржут до икоты. А она смотрит влюблёнными глазами и по ноге его поглаживает в направлении от стопы к промежности. Он смеха и не замечает, выпивает, пускается в научные рассказы, выпивает, перечисляет какие-то погрешности, в общем, дальше ничего не помнит.

Просыпается. Похмелье – хоть святых выноси. Девка, однако, спит рядом. Значит, понимает он, ура! Девка, кстати, красивая. И нога у неё так из-под одеяла аккуратно высовывается. Очень эротично. Как в Интернете. И у героя сквозь похмелье пробивается влюблённость. Девку он будит и сообщает ей, что, вот, мол, любовь. В смысле – было бы здорово ещё встретиться. Она вроде и не против.

Он кряхтя выползает на террасу: на улице ровно похмельные плюс двенадцать, как заказывал. Допивает рассол из огуречной банки, ищет заначенную собственноручно бутылку пива и вдруг вспоминает – отчётливо! – как он вчера трепался насчёт погоды. Вот ведь болван! Вот ведь!.. Одна надежда – что пьяные они были и ничего не запомнили.

Друзья выползают через какое-то время. Тоже кряхтят. Рожи опухшие, язык еле-еле во рту поворачивается. Таких друзей – за нос и в музей. Воспоминаниями делятся. А вот как вчера Макс перила у крыльца оторвал. Га-га-га! А там вон наблёвано – это я. Гы-гы-гы!

Отлегло у него. Последние воспоминания у них относятся к тому времени, когда он сам ещё соображал. Ну и хорошо. День рождения удался. В Москву возвращаются, девку он целует и присовокупляет желание встретиться. Она ему – телефон, он – домой, в душ и спать. И спит себе. Назавтра выходной – дома посидел, Интернет, компьютер, все дела. Только-только похмелюга отпускает. Он ещё пивка – и спать.

Просыпается.

Смотрит – больно много народу в комнате. Четыре человека ровным счётом. Вид у них соответствующий. Сидят, покуривают: проснулся, милок? Он спросонья и давай пургу нести, даром что метеоролог: как вы сюда попали, да кто вы такие, да я сейчас ментов, а то ещё и похуже, в тюрьму вас, грабителей, там вам самое место.

Ему говорят – ты успокойся, наше место, мол, без тебя сорганизовано. А если ты, недокормленный, ещё чего вякнешь – так вот у нас товарищ тут специально стоит. Мастер спорта международного класса по боксу. От его свинга справа Европа плакала и рукоплескала потом ему же. То есть у тебя, как минимум, башка отлетит. И не таких бобров спать укладывали.

Утихает он немного. Одеться ему не дают, так он сразу спрашивает: чем, мол, тогда обязан? Другой разговор, говорят. Так бы вежливо и начинал. К нему всё-таки не шпана приехала.

А дело, говорят, такое. Ты вроде с погодкой балуешься? Так нам нужно с завтрашнего дня, чтобы в Питере плюс сорок постояло. Денька три. Мы тебе это, ясный пень, оплатим. Не госкомпания.

Он глаза выпучивает, клянётся, что это, дескать, какие-то сказки, что он никогда и ничего, сами подумайте, ну как можно погодой – ха-ха! – манипулировать, враки это всё. Оторался. Аж очки запотели. Они: ты всё сказал? Он: всё, мол. Они: слушай, отморозок, мы тебя разве спрашивали – МОЖЕШЬ ты или нет? Нет, не спрашивали. Мы тебе просто сказали, где и какая погода должна быть, так? Так. Ну так чтоб была. А если не будет? Те лишь плечами пожимают: фантазия у тебя, говорят, хорошо развита? Вот и вообрази. Одним очкариком будет меньше – вот что будет. Герой наш хорохорится: а я, мол, не боюсь! То есть боюсь, но страх этот преодолею во имя торжества свободы духа! Они на это и интересуются, знает ли он, где девка его работает. Какая девка? Нет у нашего героя никого! А которую он на даче трахнул. Ну и где? А в конторе одной, с таможней связанной, они как раз с ними сотрудничают. Услуги оказывают – непредоставление проблем в обмен на деньги. Так вот, подумал бы он о ней. Тут и думать нечего. Ладно, говорит, в первый и последний раз. Молодец, радуются те, мужик-кремень, если бы ты в детстве не книжки мудацкие читал, а спортом занимался – мы бы тебя к себе взяли. Давай, действуй.

Садятся они в джипы, уезжают, а у него руки трясутся. Сел, закурил, думает. Деваться некуда. Не иначе как кто-то из дружков всё-таки где-то болтанул. Были бы эти поумней – посмеялись бы и всё, а тут, гляди – приехали. Он девке звонит для очистки совести. Болтают. О бандитах он ни гу-гу. Она смеётся, голос у неё такой… В общем, на вечер он её к себе зовёт, вешает трубку, думает: «Любовь моя, ради тебя я что хошь!» – и на работу едет.

И вбивает, утирая холодный пот, несчастному городу Петра жару на три денька. Плюс сорок градусов. Февраль.

Назавтра даже телевизор не смотрит – и так всё ясно. Звонок, снимает трубку. «Молоток, – говорят ему. – Сработал чисто. Деньги подвезём». Он трубку бросает в исступлении, включает всё-таки телевизор, смотрит – мать честная!..

Переборщил он всё-таки чуть-чуть. Или это они переборщили. Сороковник в Питере в тени. Нева ото льда отошла и потихоньку испаряется, мелеет. В Эрмитаже трескаются кое-какие фрески, скандал с ЮНЕСКО – выясняется, что необходим ремонт. А где деньги на ремонт, которые мы вам давали два года назад, сэры? Их… э-э-э… нету. А мировое достояние – ничего не поделаешь. ЮНЕСКО, ругаясь практически по-нашему, делает козью морду, но отстёгивает траншик.