Сергей Чихачев - КУНСТ (не было кино). Роман с приложениями

Питерцы лежат под фонтанами, в Петродворце – нудистский пляж, отчего статуя «Самсон, раздирающий пасть льву» приобретает откровенно зоофилический оттенок. «Самсон, продирающийся в пасть льва» – ржёт пляж, а жара не спадает, и на второй день и публика, и Самсон, и лев выглядят плачевно. Лев явно хочет пить и пасть разинул именно с этой целью. А Самсон, даром что скопец, пасть ему раздирает и высматривает там хоть каплю холодной воды.

Кстати, холодная вода, газировка, пиво и всё, что течет, в Питере заканчивается. Пьют из-под крана. И главное, народ потихоньку перекидывается. Сердечники и гипертоники отбрасывают копыта один за другим. Блокадники – их голыми руками не возьмёшь – баррикадируют окна, чтобы горячий воздух с улицы не шёл. В старых домах хоть какое-то подобие прохлады. В общем, кранты.

У героя настроение – хоть вешайся. Люди-то мрут. А у него совесть. Плачет, пьёт и с девкой не встречается. К концу второго дня думает – а пропади оно всё. Ну не может он больше. На работу, к компьютеру, клик-клик – без двадцати полночь, еле успел. Через двадцать одну минуту снежок в Питере выпадает, выпадают в осадок люди, остаток гипертоников мирно переселяется поближе к Петру. Новостные программы готовят спецвыпуски – катаклизм, господа, не конец света ли? Не много ли странностей с погодой в последнее время? Интервьюируемые метеорологи и географы вид имеют бледный, похожи на описавшихся первоклассников, ничего толком объяснить не могут. Да какое тут, к чёрту, объяснение, если ничего не понятно?

Едет он домой. Ночь. Завтра, думает, капец мне. Ну что ж. Не в милицию же идти. «Я, товарищи, так и так, погубил столько-то народу в Северной столице путём повышения температуры на столько-то градусов». – «Ага. Ещё чего скажешь?» – «А до этого нанёс ущерб народному хозяйству в таких-то размерах». – «Ага. Всё?» – «Всё». – «Коль, дай ему дубинкой по мозгам, а когда протрезвеет – гони к херам собачьим». – «Да я трезв». – «Трезв?» – «Ну…» – «Коль, вызывай психушку».

Подъезжает к дому, смотрит – капец-то не завтра, а уже сегодня. Выходят из джипов: в чём, говорят, проблема? Три дня, тебе же русским языком сказали. Он чувствует – последняя минута, тушеваться нечего. И начинает орать. И орёт как недорезанный. Что, дескать, науку не хавать и не замать. Что это им, может быть, кажется, что легко. А ему нет, не кажется! И вообще, материя до того тонкая эта погода, что он чуть сам не помер, пока жару в Петербурге держал. И так он себя распалил, что даже пальцем уже тычет в грудь близстоящему. «Тихо, тихо, – говорит близстоящий, – спокойно. Чего ты разорался-то? Нам и двух дней хватило. Так что спасибо, братишка, вот тебе денежки, лечи нервы. Увидимся». И уезжают.

Зашёл в квартиру, чуть не плачет. Нервы, правда, уже ни к чёрту. Он к телефону, девке звонить. Поздно уже. Хрен с ним. Звонит, а она, оказывается, не спит, только пришла выпимши и по нему в этом состоянии, естественно, скучает. Откуда это ты пришла такая, корова? Откуда-откуда, от верблюда! Ха-ха. Приезжай. Приезжает. Нас, говорит, партнёры в ресторан водили. По какому такому случаю? А они партию кондиционеров некондиционных, извиняюсь за словосочетание, продали. А куда? А в Питер как раз. Там же жара, слышал? Ему ли не слышать. Выпивают по случаю её приезда. Ну вот и в ресторане это дело обмыли. Всё-таки не каждый день партию такую сдаёшь. На общую сумму в два лимона. Лимона чего? Того самого. У них документы какие-то таможенно-технические уже почти закончились.

А тут такое счастье подвалило. А не подвалило б, из двух лимонов осталось бы долларов семь. Ровно на верёвку и мыло.

Ночь любви у них, одним словом. И вроде хорошо обоим. Он – хватило ума – молчит о погоде-то. Всё больше о любви говорит. Замучил.

Какое-то время проходит. Встречаются они по-прежнему, тратит он потихоньку ту зелёную пачку. Хорошо – хоть женись. А тут, как гром среди ясного неба, звоночек. Добрый день, это вас друзья беспокоят, насчёт климата. Отлично. Вот радость-то. Только извините, ребята, я больше не работаю. Холодом из трубочки дунуло. Извини, друг, но ты забыл чего-то. Тебе денег мало? Нет, нормально, но не хочу я… Помолчи. Или слушаешь нас, или едем девку твою забирать с работы. На выходные она нам как раз очень бы пригодилась. Симпатичная. Мы её в баньке ввосьмером попарим. Потом вернём.

Слушаю вас, говорит. Молодец. Такой город есть – Калининград, знаешь. Ну знаю. Хорошо. Нужен град. Чтоб куски размером не меньше зажигалки «Зиппо» падали. Вопросы есть? Когда? Да завтра. Оплатим по факту. И вообще, встретиться надо, тут есть люди поважнее, поговорить хотят. Ну вас к чёрту! И трубку бросил.

Бросил – и на работу. Там уже удивляются – чего это ты не в свои смены зачастил? Он: да так, дома делать нечего, мимо проезжал, покурить зашёл. Ага, ну пойдём покурим. Сейчас пойдём. Я через минутку. Ну и минутки хватило, чтобы напечатать пару строчек. Подумал – их же там завалит льдом к едрене фене. После града тёплый ливень впечатал. Хоть так.

Назавтра всё как доктор прописал. Град, а потом ливень. К вечеру льда и нет – стаял. И деревьев нету уже, и щитов рекламных. Сидит на работе. Включает новости. Град, говорят, в Калининграде прибалтийском был такой сегодня, что все ввезённые автомобили побило практически под списание. Официально там, правда, только двадцать две ввезённые машины числились. А реально побило несколько сотен. Так что убытки ого-го. Никто не погиб, к счастью. И посол латвийский тут же интервью даёт, говорит – это кара господня русским оккупантам. Потому что, заметим, три самостоятельные маленькие, но гордые республики не задело. Локальный Содом и ограниченная Гоморра. Точечная ангельская бомбардировка. И так распинался этот посол – герой про град и думать забыл, злость взяла. Ах ты, думает, сукодеина! К компьютеру подсел, набил что надо.

На другой день посол опять в студии, бледный уже как поганка. Говорит – так и так, этто глоб-бальный прибалттийский каттаклизм. Дождик, видите ли, идёт в Латвии. И в Литве. Нормальный такой дождик. Три месячные нормы уже накапало и ещё капает. Машины смывает. Домский собор похож на церковь в Калязине – посреди реки стоит. Те, кто с улицы сразу уйти не успел или на первом этаже живёт, звонят в органы власти и матерятся исключительно по-русски, несмотря на то что официально они должны материться на другом языке. Юрмалу затопило, даром что там отдыхающих лет десять уже нет, так что никто не пострадал.

А ему звонят уже. За Калининград, говорят, спасибо. Дождь тёплый мы, правда, не заказывали, но рвение оценили и бонус выплатим. А вот насчёт Прибалтики тебя не просили. Он божится – да это не я, ребята! Вы не забывайте, вообще-то, что погода – она ещё и сама по себе умеет. Они говорят: ладно, проехали. Деньги подвезём. Да не нужно мне ваших денег! Не сепети. Значитца так: мы сейчас отдыхать скоро уедем на недельку, потом вернёмся и кое с кем встретиться тебе надо будет. А я не хочу. А мы и не спрашивали, хочешь ты или нет, тупица очкастая, – ничего не понимает.