Виктор Вайнерман - Рассказы

Полина Тимофеевна ни жива ни мертва взяла свой портфельчик, оставила на столе чертёж и все принадлежности и, как загипнотизированная, пошла в ту же сторону, что и Брыкин. Спустилась по лестнице. Вышла на улицу и, пока шла до дверей своей квартиры, всё время ждала, что на неё сейчас набросятся, ударят, собьют с ног. Ничего уже не боялась. Всё самое страшное, что могло быть, произошло.

Мальчик, которого она, правда, не вела с пятого класса, а который перевёлся к ним два года тому назад, одним движением как будто выбил опору из-под ног. Наверно, была слишком самонадеянна, полагая, что её слово всегда будет непререкаемым для учеников. Она — устарела. Устарела. Отстала от жизни. Выпала из неё. Когда это произошло? Почему не заметила даже малейших признаков? Редко включала телевизор? Не читала газет? Не ездила в общественном транспорте? С магазином везло, да и на рынке её хорошо знали. Продавцы повсюду так приветливы, все дружелюбны. Никто никогда не нахамил и ничем не обидел.

Зазвонил телефон. Полина Тимофеевна с испугом посмотрела в его сторону. Леночка. Если бы не она.

Страх за дочку заставил женщину всхлипнуть. Она прижала обе руки к лицу. Девочка собиралась замуж. Познакомилась с юношей из приличной семьи. Родители — интеллигентные люди: папа юрист, мама врач. Сашенька оканчивал военное училище. Сыграли бы свадьбу, а тут и распределение подошло, уехали к месту службы молодого мужа. Да вот незадача — весь курс вдруг сняли и направили на Кавказ. А через месяц Леночка сообщает, что ждёт ребёнка. Саша, конечно, приедет, и всё будет хорошо. Да ведь нельзя теперь дочке волноваться. Не дай Бог, этот Брыкин с его папой и их бандитами.

Телефон всё звонил. Полина Тимофеевна глубоко вздохнула. Посмотрела, как воробей, сидя на ветке рябины, чистит пёрышки. Подняла трубку. Трубка молчала и на «Алло», и на «Вас слушают»… Темнело, а телефон звонил и звонил, и в нём по-прежнему молчали.

Наконец, напившись пустырника, Полина Тимофеевна набралась решимости. Сама позвонила дочери. Леночка сегодня получила очередное письмо от Александра. Им торжественно вручили дипломы об окончании военного училища, но оставили ещё на некоторое время в командировке. Чувствует себя хорошо. Токсикоза пока нет. Кушает всё. Делает витаминные салатики. Пьёт соки. Не звонила, потому что увлеклась: разбирала Сашины письма, фотографии. Перспектива стать любимой и любящей мамой придала щебетунье Леночке женской степенности и осмотрительности. Она думала о том, какой будет их жильё на новом месте, как его обставить таким образом, чтобы обеспечить уют и мужу, и малышу…

За получасовой разговор с дочерью Полина Тимофеевна немного успокоилась. Да, Брыкин успел превратиться в стыдную болезнь, от которой уже нельзя избавиться, но и выставлять напоказ такую болячку порядочные люди не будут.

Полина Тимофеевна положила трубку на рычаг. Стать бабушкой и посвятить остаток своей жизни, сколь бы долго ещё она ни продлилась, внукам, а потом, даст Бог, и правнукам — тоже не самое плохое дело. Возраст как раз подошёл пенсионный. Уедет с молодыми на новое место. Поможет им обжиться, устроиться. Со временем, глядишь, в детский садик нянечкой можно будет пойти. И внука пристроишь, и сама без копейки не останешься.

А Брыкин. Не воевать же. Что она может сделать ему, с ним, с его влиятельным отцом? Власти Полина Тимофеевна всегда боялась и полагала, что управу на неё может найти только другая власть. Ну не обычной же учительнице литературы пытаться возражать тем, кто, чувствуя свою силу, не терпит возражений? Внутренне она знала, что стоит ей когда-нибудь оказаться на пути у большого начальника, как ей тут же придётся посторониться. Вот этот случай и наступил. Ей казалось, что власть — это огромная страшная птица. Если вдруг на открытом пространстве оказаться обнаруженной, спасения не жди. Жертва попадает в прицел зоркого немигающего взгляда и, как бы ни пыталась спастись, обречена.

Не обратиться ли за помощью? Допустим, в милицию. Полина Тимофеевна знала из разговоров в учительской, что милиция не станет всерьёз заниматься её делом. Как громко сказано! Она представила себе папку с надписью «Дело школьника Брыкина», и ей вообще расхотелось думать. «Нет тела — нет и дела», — вот что скажут в милиции. В лучшем случае, примут заявление, и — Боже упаси! — вызовут Брыкина-старшего. «Гражданка такая-то, — скажут ему, — обратилась с заявлением на Вашего сына. Он якобы угрожал ей и её дочери, обзывал нехорошими словами. И всё это за то, что получил на уроке замечания и даже был выставлен за дверь». Дальнейшее «кино» Полина Тимофеевна досматривала уже с сильно бьющимся сердцем и немеющими руками. Она чувствовала, что не принадлежит себе, а, подобно листу, сорванному с дерева, кружится, задевая за ветки, взмывая вверх под порывами ветра, снова кружась и снова цепляясь за ветки, ограды, урны, скамейки, но неуклонно приближается к земле, где непременно должна будет слиться с теми, кто упал и застыл раньше… Звонок в дверь прозвучал так резко, что Полина Тимофеевна выронила из рук чашку с чаем. Чашка упала на пол и разбилась. Брызги кипятка выплеснулись на щиколотки.

— Только обвариться мне и не хватало, — подумала Полина Тимофеевна и взглянула в дверной глазок. — Леночка!!!

Едва притворив дверь, дочь буквально набросилась на неё.

— Рассказывай, мамочка, что случилось! Меня не проведёшь. Я по твоему голосу сразу могу определить и как твоё здоровье, и настроение.

Полина Тимофеевна припала к родному плечу и заплакала. Впервые она всем своим существом почувствовала, что литература, которую она много лет преподавала, бесконечно далека от настоящей жизни — грубой и безжалостной.

Прижимаясь к дочери, она снова попыталась избавиться от ощущения собственной старости и ненужности никому, даже Леночке и своим будущим внукам, но у неё снова ничего не получилось. Полина Тимофеевна всё глубже прятала лицо в мохеровую кофту.

Женщина предчувствовала, что сейчас придётся всё рассказать Леночке, и ей становилось мучительно стыдно. А куда ещё спрятаться от самой себя, она не знала.