Алеся eprst2000 - Было такое...

Один раз мне было страшно плохо. Потому что я влюбилась за 5 секунд в одного мальчика. Я влюбилась, потому что он на меня так странно смотрел, так смотрел. Понимаете, ну так! Иногда же достаточно одного взгляда. И я знала, что у этого пылкого чувства нет будущего. Там была такая ситуация, что будущего нет. И я так страдала. Страдала страшно. Ужасно. До температуры 38 и 5. И даже уехала из города. Просто один мимолетный взгляд — и вся жизнь вдребезги. Тонула, как кит. И думала, что это навсегда. А потом мы с ним еще раз увиделись случайно. И оказалось, что он на всех так странно смотрит. Потому что у него — косоглазие.

Так вот.

Что я хочу сказать.

Я считаю, что надо вести себя так, как мой кот Митя. Иногда сижу на кухне, работаю. И что-то не получается, не сходится, не срастается, брови сразу прибегают к переносице посмотреть, что тут происходит вообще. И я сижу, всех ненавижу, прямо не могу. Сижу, как черная туча. А потом смотрю, что кот Митя лежит рядом. Он лежит на спине, разложив белоснежное полное тело по креслу. Он лежит как-то даже медленно. Рассматривает свой пышный меховой живот, разглядывает лапы, растопыривает мохнатые пальцы с коготками. Очень внимательно на себя смотрит, очень. И по нему в этот момент прямо видно, что он уже не знает, в какое место еще раз себя поцеловать.

Вот только что все же было нормально. Я сидела, работала, ковырялась в ноутбуке, отвечала на звонки. Мама подошла и за одну секунду вышибла мозги. Клинт Иствуд со своим Самым Большим Револьвером просто тихо бьется в уголке по сравнению с ней.

Если бы Арнольд Шварцнейгер разговаривал с моей мамой о ремонте в ее квартире, то он бы трусливо бежал, запинаясь о Сталоне и обгоняя Брюса Вылеса.

Мама умеет задать самый неподходящий вопрос в самое неподходящее время. Например, когда у меня самый разгар съемочной смены, когда я бегу из одного угла площадки в другой, то мама звонит и говорит: «Нет, ты мне срочно скажи, нет, мне надо знать сейчас, нет, СЕЙЧАС, ты слышишь меня? Так вот. Назови мне логин своего компьютера для водосчетчиков». А у меня вокруг сто человек группы, одновременно десять человек задают разные вопросы, начинают при этом со слов «Нет, ты мне срочно скажи!», а тут еще мама… И я вообще не понимаю, о чем она меня спрашивает? Какой логин? От какого компьютера? Кто водосчетчики? Зачем они ей нужны вдруг в одиннадцать часов вечера? Я в полной запарке и весь этот вопрос звучит как абсурд, как если бы она спросила: «Срочно мне назови крокодила твоей фиалки для качелей».

Оказывается. Она установила в квартире водосчетчики. И ей выдали такую бумагу, на которой написано, что показания водосчетчиков можно отправлять по интернету, а не бегать с квитанциями. И активизировать эту услугу можно только в течение суток после получения документов. Она это сделала утром, а потом забыла. И в одиннадцать часов вспомнила. Позвонила сначала тете Наташе, которая знакома с Интернетом. И тут у них возник вопрос: какой у меня логин компьютера? Понимаете? Я говорю: «Мама. У компьютера не бывает логина». Она говорит: «Ты знаешь…» И начинает рассказывать, как ходила сегодня, там была очередь, замерзла, ей дали эту бумагу и теперь надо срочно… Cтою посреди площадки, а вокруг смыкаются плотным кольцом люди, которые готовы выдавить мне глаза, если не отвечу им срочно, просто срочно.

Один раз нам надо было снимать волков. Для съемок общего плана, чтобы не гонять зря гордых животных, вместо волков бегали собаки хаски. Волков использовали только для крупных планов звериных морд. Мы приехали перед съемками заранее посмотреть на хасок. Проверить, как они похожи на волков. А там просторный вольер и ужасно славные собаки. Бегают, завернув хвосты бубликами на спине так, что видно розовые жопки-копилки.

В стае была самая главная собака хаска. Ее звали Тузик. Он лежал на будке и на всех смотрел. Тузик был весь белый. Белый-белый, без единого пятна, с голубыми глазами и в пышных меховых трусах. Хозяева нам сразу сказали, что если мы хотим волков, то хасок надо гримировать. Потому что у них лица светлые, а у волков серые. И гримировать хасок можно только кофе, никакой другой грим на этой шерсти не сидит.

Прошло несколько дней, идет съемка. Я говорю в рацию администраторам: «Срочно собак на площадку!»

И вижу, как их всех ведут. А они идут такие, ужасно гордые. Ну, потому что понимают же, что их сюда как волков привели. Страшно вам всем, да? А впереди самый белый хаска Тузик — весь перемазанный кофе, в меховых трусах. И вот он идет, дышит, вывалив язык. А я смотрю и говорю: «Вожаг».

Такой страшный весь, дико опасный волк. Весь перемазался кофе и пришел сниматься в кино.

Моя мама — она тоже вожаг. Как бы перемажется вся кофе и ходит по квартире. Она всю жизнь работала начальницей. Поэтому когда мама приходит в любое помещение, то сразу ложится на будку.

Мы купили ей квартиру, но жить там без ремонта невозможно. Поэтому пока вместе. В одном вольере. И она все круче и круче заворачивает мне тут хвост бубликом.

Мама очень любит помакать сосисочки. В кетчуп, например, или в другой соус. Я сижу на кухне вечером. Заходит мама. И по ней сразу видно, что она перемазалась вся кофе и пришла макать. В кетчуп что-нибудь помакает, потом в горчичку или в майонез может макнуть. Я ей говорю: «Мама. Не ешь на ночь».

А она как бы перемажется вся кофе и макает. Попробуй сделать замечание.

Мы с ней обе иногда представляем собой композиционную группу «Фонтан вражды народов».

Я ей говорю: «Давай сделаем так». Она говорит: «Это дорого». Я говорю: «Зато качественно и хорошо». Она говорит: «Нет. Ты много работаешь, мне тебя жалко».

И тут наступает этот самый подлый момент. Потому что мало того, что я много работаю, но еще должна успокаивать маму и просить ее не переживать по этому поводу. Во-первых, на это нет времени и никакого желания. Во-вторых, я же стараюсь для тебя, чего ты отказываешься? Мы же не чужие люди, наоборот, самые родные. О ком мне еще так заботиться? Кому еще хотеть самого лучшего?

Когда строители называют цены, то у меня рука тянется к пистолету. И непонятно, кого хочется пристрелить. То ли себя, то ли их. И мама еще рядом стоит и очень-очень глубоко вздыхает. Я даже не умею в голове такие цифры складывать, какие они называют. И мама вздыхает. А они говорят цифры. А мама вздыхает еще громче. И она этими своими вздохами накачивает меня, как насос. И начинает казаться, что сейчас уже лопну.

Мама иногда ведет себя так, что я думаю: «Ну все!!! Поставлю ей на бетонный пол кровать и варочную плитку. Пусть сидит там и макает что хочет и куда хочет».

Она говорит: «Давай экономить». Я говорю: «Давай».

У нее в этот момент такое страдание на лице, сразу понятно, что надо уговаривать. Но я думаю, что не буду уговаривать больше, сколько можно.