Борис Тропин - Заносы

И вот, будто все сначала! Пять раз я это заявление переписывал, пока, наконец, без помарок получилось. Как полсмены отработал. Отдал Селиванову и вздохнул с облегчением. Но ненадолго.

Приняли меня в кандидаты и повесили сразу две нагрузки. Тут уж я окончательно уяснил, почему рабочий класс в Партию не стремится, а про кандидатов даже анекдот сочинил. На комбинате полторы тысячи человек работает, и разнарядка есть на рабочих, а не хотят! Только двое нас таких отважных и отчаянных оказалось, решивших достроить коммунизм во что бы то ни стало. Второму, Пете, тоже квартира нужна.

Время тянется медленно, когда делать нечего, а я работаю почти за двоих, нагрузки несу, да еще и действительность отражаю. Кандидатский год пролетел незаметно.

– Готовься! Скоро вызовут, – предупредил Селиванов. – Устав проштудируй как следует!

И жена в Партию вдруг поверила: ну, скоро тебя примут? – чуть ни через день интересуется.

Но вместо этого вдруг сюрприз.

Прихожу домой, жена вместо того, чтобы накормить, обогреть:

– Сядь! – говорит. – Признавайся, что ты натворил?! – Смотрит, как Мюллер на Штирлица, и устраивает форменный допрос.

– А в чем дело? – не понимаю.

– Почему за тобой милиция охотится?

– Какая милиция?! Почему охотится?! Я что, бандит?!

– Не знаю.

– Мне комбинат доверие оказывает – в Партию принимать собираются!..

– Какая Партия! Тебя в милицию вызывают! Участковый два часа под окнами топтался, хотел тебя застать. Вот, повестку оставил! Что ты натворил?!

Смотрю – и правда: такого-то числа, во столько-то часов, кабинет номер такой-то. Подпись, печать. Не понимаю!

Что же я натворил?!

Оказывается, много чего, и если бы не Партия, мог бы об этом и не узнать, творить дальше и в конце концов очутиться в местах не столь отдаленных. Так что, спасибо Партии!

Но сначала…

Надел я новый костюм, взял эту непонятную повестку и отправился в милицию. На пороге райотдела человек в штатском окликнул и повел меня внутрь. Вошли в красный уголок – все как положено: длинный стол под красным сукном, тумба-трибуна и белая голова Ленина. За столом еще один. Оба чуть старше моего возраста и тоже в серых костюмах. Представились, провели перед моим носом красными удостоверениями и стали спрашивать про жизнь. Сидим мы втроем, в серых костюмах, и мирно беседуем на общие темы. Но неспроста же меня сюда пригласили!

Наверное, будут агитировать вступать в их контору, подумал я. Как-никак кандидат в члены Партии, отслужил в армии, пью умеренно, матом стараюсь не ругаться. Как, интересно, у них с квартирами? Зарплата, думаю, больше, чем на заводе. По крайней мере, не меньше. Вступать или не вступать? Попрошу время на раздумье, решил, и с женой посоветоваться.

Но они, вместо того чтобы предложить непыльную работу, хорошую зарплату и перспективу на получение жилья и прописки, вдруг говорят:

– Борис Сергеевич, объясните, пожалуйста, как вас понимать! Мы, признаться, просто в недоумении. То вы критикуете КПСС и государственный строй, говорите, что многопартийная система гораздо более эффективна, а то подаете заявление о приеме в Партию! Странно, согласитесь.

Ничего себе, думаю! И кто же это мог на меня настучать?!

– Когда это я и кому говорил?! – делаю удивленный вид.

– А вот, пожалуйста! – и выкладывают из папочки какие-то записочки от руки.

Смотрю я эти записки, а там мои бывшие сослуживцы все обо мне! Но немного. По полстранички каждый – можно отбрехаться.

– Да это же когда?! Еще в армии! Молодой был, глупый!

– Помилуйте, всего три года назад! Вам тогда уже двадцать четыре года было!

– Да я, – говорю, – и в двадцать пять такой был дурак, извините! Жизни не знал. Попал под влияние западной радиопропаганды. Замполит – пьяница, никаких занятий не проводил. А люди интересовались, что в мире происходит, вот я и рассказывал! Только и всего!

– А на это что вы скажете?

И достают какую-то рукопись, красиво подшитую, машинописный текст через два интервала – все как положено. Начинаю читать – про меня! Целая книга про меня!! Повесть! Да какой я хитрый, коварный и глубоко законспирированный враг народа! Как изобретательно и умно вел антисоветскую пропаганду! И как намеревался свергнуть нашу родную советскую власть! Ну, думаю, влип!

Дочитать мне эту повесть не дали.

– Ну, так как, Борис Сергеевич?! Как все это совместить?

Сердце стучит, по всему телу холодный пот – обложили! Что делать? Как выпутываться? Посадят ведь!

– Не такой уж я умный и хитрый, как здесь написано! – говорю. – Со страниц этой повести предстает какой-то совершенно другой, незнакомый и совершенно чуждый мне человек! Это все чушь и неправда.

– Но вы же не будете отрицать, что хорошо знали и многократно встречались с Александром Смирновым?

– Конечно, нет. Мы служили в одном батальоне. И встречались неоднократно. Но я вовсе не могу сказать, что хорошо его знаю. Знаю только, что он с Сахалина. Помню, хорошо пел под гитару песню «Саласпилс» – как фашисты детей мучили. Жалобно так, душевно: «Захлебнулся детский крик и растаял, словно эхо…» Дальше не помню. Очень хорошо у него эта песня получалась, естественно. И сам такой худенький, бледный. Ума не приложу, почему его так занесло и зачем эта вся неправда?! Может, он заболел после армии. У нас там очень тяжелые условия были – организм и не выдержал.

– Он здоров и ясно пишет, как изощренно вы вели пропаганду. Начинали с Ван Гога и потом умело выводили нить разговора к политике!

– Ван Гог ни при чем! Я просто делился с ребятами впечатлениями о прочитанной книге. Он мой любимый художник и коммунистическую партию никогда не критиковал! Просто очень хорошая книга о нем была!

– И где вы ее взяли?

– Дал почитать командир роты капитан Хайкин.

– А с ним вы о чем говорили?

– О том, что Ван Гог замечательный художник, намного опередивший свое время, которому было невыносимо в мире капитала. Он сочувствовал рабочему классу и помогал шахтерам.

– Гм, – светлый недоверчиво впился в меня острым взглядом.

– А почему вы решили вступать в Партию? – смуглый спрашивает.

Вот, блин, не скажешь ведь, что Селиванов достал и, может, с квартирой Партия поможет, но у меня есть и другое не менее правдивое объяснение.

– Рабочие-коммунисты – более сознательный народ, чем беспартийные. У них отношение к жизни и работе намного серьезней. Мне это подходит. Я хочу быть вместе с такими людьми.

Тут белобрысый как вскочит, как закричит:

– Смотри! Я не таких давил! Неделю назад взяли одного гаденыша! Листовки расклеивал! Три месяца выслеживали. Взяли, как миленького!

Напугал он меня сильно. Сижу, не знаю, что дальше будет. А смуглый вдруг говорит: