Уве Телькамп - Башня. Истории с затонувшей земли. (Отрывки из романа)

Кристиан не мог заставить себя подняться. Увольнительная лежала перед ним на столе.

— Вы бы мне хоть спасибо сказали, товарищ капитан. Мы не совсем такие…

Улицы, по которым машины зарубежных делегаций будут приближаться к центру с его трибунами, и еще пустые проспекты, где вскоре пройдут демонстранты, тщательно подметены, дома — до максимальной высоты, видной из проезжающих мимо дипломатических машин, — заново оштукатурены и снабжены оптимистическими лозунгами. В окуляре — нервные клетки, ауратически вспыхивающие под воздействием психококтейлей, тропические растения распустились на берегах Шпрее, Дворец Республики весь заполонен притаившимися в засаде, красными, как мясо, цветами-паразитами; прочие нервные клетки, похоже, отключены: поскольку к ним не поступают ни питательные вещества, ни вещества-медиаторы, они постепенно атрофируются и, впав в своего рода ретро-эмбриональный ступор, в такте тикающих часов как бы замуровывают себя заживо, то есть слой за слоем наращивают вокруг своих клеточных мембран известковую кору. Сан мозг стар, это дряхлый мозг, и тонкие кровеносные сосуды, обеспечивающие его снабжение, лопаются подобно поверхности пирога из слоеного теста, как только исследовательский эндоскоп — ведь не один я нахожусь в пути, в Системе попадаются и другие недоверчивые сотрудники — начинает продвигаться внутри какого-нибудь изгиба; образуются склеротические бляшки, в результате — мастер Игольное ушко и затор, сквозь который пробиваются, доставляя кислород, лишь единичные красные кровяные тельца. Гала! Песочный человечек взлетает на вертолете. Суд Немецкой ассоциации игроков в скат, заштрихованный розовыми диаграммами нарастающих болевых ощущений, объявляет Grand ouvert; Карл-Эдуард фон Шницлер, боцман с Черного канала, чьи нелепые позывные, подходящие разве что для драмы из жизни вампиров, наполняют сейчас вестибюль Дворца Республики — этой лавки ламп, которая сегодня на иллюминацию не скупится, — уже превратился в корабельного древоточца, главный пропагандист заставил его изогнуться в гримасе ненависти и муки, и теперь можно видеть, как он ввинчивается в каюту «Почтового ящика желаний», где Ута Шорн и Герд Э. Шэфер, болтая за чашечкой кофе, обмениваются анекдотиками; но здесь он надолго не задерживается — как, впрочем, и у веселых «Парней в синем» из «Klock acht», поющих шанти под аккомпанемент судового рояля, и в «Klönsnack», и в «Godewind»; он пересекает зал, где разыгрывается «Ледовое шоу Кати», после чего исчезает в недрах буко-буквенного министерства, которое обосновалось в Центре Вернике, в акустико-речевом секторе, — и начинает вбуравливаться в трухлявую массу старых документов, вахтенных журналов. «Самбу танцуй со мной всю ночь! Самба заботы прогонит прочь» — доносится с Александерплац, и гости на государственном приеме теперь переходят к кулинарным удовольствиям: окорокам свинок из Виперсдорфа, выкормленных под тамошними оливковыми дубами, жаркому из дичи, куски которого красиво уложены между декоративно скрещенными охотничьими двустволками, позаимствованными из Музея огнестрельного оружия в Зуле, в дула двустволок вставлены пучки петрушки, и к этому подаются: коньяк марки «Гурман», лимонад для советской братской делегации, мейсенское вино, ананасы, а также все прочее, что советует попробовать телезрителям повар из кулинарной передачи

— Правда! Правда! — чирикнула птичка Миноль-Пироль. — Правда печатается там, в партийных газетах, в ЦЕНТРАЛЬНОМ ОРГАНЕ и в окружной прессе, вот видишь проводочки, тонкие как паутинка: дотронься до них, и зазвонит телефон, и отзовется какой-нибудь редактор, дрожащим голосом, потому что ты застукаешь его в час выпивки, которая происходит еженедельно по четвергам после заседания политбюро (по вторникам) и после совещания секретариата ЦК (по средам), так соединяйтесь же, главреды всех газет Медного острова, в чаще Медного леса, сиречь массовых организаций, соединяйтесь в кабинете у руководителя пресс-службы правительства, подключайте к этой машине, к этому аппарату и прочих функционеров: пуансон-речь раскатывает язык=lingua! автоматические руки в белых перчатках дергают за него, речевой пуансон работает, потом — пробный пуск! — что-то с дребезжанием падает на пол: шкурки слов, жестяные заголовки, извиваются бумажные змеи: ТОВАРИЩ, ВАЖНЕЙШИМ КРИТЕРИЕМ ОБЪЕКТИВИОСТИ ЯВЛЯЕТСЯ ПАРТИЙНОСТЬ! БЫТЬ ОБЪЕКТИВНЫM — ЗНАЧИТ СТОЯТЬ ЗА ИСТОРИЧЕСКУЮ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ, ЗА РЕВОЛЮЦИЮ, ЗА СОЦИАЛИЗМ! На речевом пуансоне имеется ярко-красная кнопка: ленинская кнопка, сейчас на нее нажмут: ПРАВДИВАЯ ПРЕССА {138} 138 У В.И. Ленина в статье «С чего начать» (1901) сказано: «Газета — не только…» (дальше как здесь). — НЕ ТОЛЬКО КОЛЛЕКТИВНЫЙ ПРОПАГАНДИСТ И КОЛЛЕКТИВНЫЙ АГИТАТОР, НО ТАКЖЕ И КОЛЛЕКТИВНЫЙ ОРГАНИЗАТОР! —

(Конферансье) «Балет Государственной оперы танцует полонез из 'Лебединого озера' Чайковского. Для тех наших телезрителей, которые смотрят передачу в черно-белом режиме, я расскажу о красивых балетных пачках товарищей танцовщиц…»

Поцелуйчик здесь, поцелуйчик там, снаружи горстка демонстрантов, но все танцуют и поют, это улучшает настроение, а начальник спецназовского штаба, расположившегося в Доме учителя, пока не решился устроить большую очистительную акцию на Алексе …

(Конферансье) «А теперь послушайте хор 'Проснись' из 'Нюрнбергских мейстерзингеров' Вагнера!»

(Генеральный секретарь) «Сегодня Германская Демократическая Республика — аванпост мира и социализма в Европе!»

(Горбачев) «Того, кто опаздывает… {140} 140 «Того, кто опаздывает, наказывает жизнь» — слова из выступления М.С. Горбачева на государственном приеме во Дворце Республики в Берлине 7 октября 1989 г. »

(Народ, хором) «Свободу!»

(Министр полиции) «Сейчас бы самое милое дело — устроить хорошую взбучку этим мерзавцам, чтобы таким ни одна куртка не была к лицу… Меня не надо учить, как обращаться с классовым врагом!»

(Народ, хором) «Свободу!»

(Министр госбезопасности) «Что же, когда он, то есть товарищ Горбачев, отправится восвояси, я сразу отдам приказ о начале операции, и с гуманизмом будет покончено!»

Пористые зоны: мозг отключает бодрствующие участки, и становятся видимыми альфа-волны сна. Но этот придаток — орган-щит, панель управления обменом веществ — не спит никогда, этот серый дворец из бетона, с частично зеркальными, частично замазанными краской окнами, под которыми слизистым, враждебно-заразным молочным потоком движется лимфа…

…но потом вдруг…

часы пробили —

Гудрун сказала: «Мы все выходим из своих ролей». Никлас сказал: «В Опере дают 'Фиделио' {141} 141 «Фиделио» (1805) — опера Людвига ван Бетховена, действие которой разворачивается в тюрьме. , и когда начинает петь хор арестантов, весь зал поднимается и поет вместе с ними». Барбара сказала: «А Барсано сидит в королевской ложе, мысли его витают где-то далеко, и он не поет». Анна, чье лицо еще разбито, а запястья распухли от ударов дубинкой, взяла свечу. Рихард и Роберт, отложивший свой отпуск на последние дни перед дембелем, проверили, высохли ли надписи «Никакого насилия!' на бумажных шарфах, которые они оба повесили себе через плечо. Все вышли на улицу.