Сергей Аксентьев - Беспокойные дали

— Не отчаивайтесь, Андрей Семёнович, — улыбнулся Пятница, — эта группа у нас особая — фронтовики.

Андрей удивился:

— Как фронтовики?

— В самом прямом смысле, — ответил начальник кафедры, — все они не по одному году воевали. Кто в регулярной армии, кто в партизанах. Нормального школьного образования не получили. Учились и воевали одновременно. А в училище их отбирали по боевым заслугам. У всех либо ранение, либо контузия и боевые ордена.

Так некогда отвлеченное понятие Вьетнамская война неожиданным образом приобрело для Платонова ощутимую реальность. Он вдруг отчетливо вспомнил всплеск массовой солидарности в СССР с далеким Вьетнамом, когда в августе 1964 года американцы, спровоцировав вооруженный конфликт в водах Тонкинского залива, отбросив понятия морали и международного права, начали свой бесславный блицкриг против мирного, трудолюбивого и несгибаемого духом народа.

Сила ломит силу. Не раз сила духа, сила родины и сила свободы оказывались тверже силы кулака, силы шантажа, силы вандализма. Но не хотели в это верить возомнившие себя глашатаями Мирового порядка заокеанские вояки. Четырнадцать миллионов тонн бомб и снарядов было сброшено американцами на Вьетнам. Это, считай, на каждого жителя по триста килограммов тротила. А напалм, а отравляющие газы, а зверства. Всё это пережили и испытали на себе ребята поколения Тханя, только вот победить их американские вояки не смогли.

— А теперь,— снова заговорил начальник кафедры, — представь себя в чужой стране, без знания русского языка, без систематического среднего образования, и тебе за шесть лет нужно одолеть сложные технические науки и защитить диплом инженера. Это как? Ты же знаешь, они, пока шла война, ни в увольнения не ходили, ни на каникулы никуда не ездили. Учились, как дрались в бою, самоотверженно не жалея себя. Спали по три— четыре часа в сутки. Сколько ни советовали им, отдыхать по воскресеньям, они твердили одно: «Нас послали сюда учиться. Родине нужны военные инженеры–ракетчики, чтобы громить врага». И ведь многое одолели. Русским владеют вполне прилично, осилили технические науки на хорошем уровне, а Хо Ши Тхань идет на диплом с отличием. Талантливый парень. Ну а что касается его замкнутости, я бы не торопился с выводами. После Льва Григорьевича, опытного педагога, к тому же почти год читавшего у них курс ракетных двигателей, Тхань, естественно, какое-то время будет к тебе приглядываться. А вот сложатся у вас взаимоотношения или нет, во многом зависит и от тебя. Так что мотай на ус…

Отношения у них сложились. Андрей всего на четыре года был старше Тханя — почти ровесники. Оба любили своё ракетное дело. Оба знали цену труда.

Тхань блестяще защитил дипломный проект. Предложенное им техническое решение ускоренной заправки ракет в боевой обстановке комиссия нашла оригинальным и рекомендовала передать в НИИ для дальнейшей разработки и внедрения в частях Вьетнамских военно-морских сил.

Перед отъездом на Родину они допоздна засиделись у Андрея за праздничным столом. Тогда то и рассказал Тхань немного о себе.

Когда американцы разбомбили его родной город Хонгай, отец отправил семью к тетке в деревню, а сам ушел воевать. Через полгода он погиб, а деревню, в которой находились Тхань, его мать и сестра, американцы сожгли напалмом. Это случилось рано утром. Ещё все спали. Послышался стрекот вертолета, потом беспорядочная стрельба. Люди выскочили из хижин. Мать Тханя успела только крикнуть детям: «Бегите в лес». Её и тетку пристрелил из автомата верзила в камуфляже. Внезапно возникшая стена огня отрезала детей от солдата. Они побежали. Но тут раздался взрыв. Последнее, что запомнил Тхань, это как его приподняло и бросило во что-то мягкое. Оказалась свежая земля, выброшенная взрывом из воронки. Там их и нашли партизаны. Они лежали, обнявшись, но сестренка была мертва…

В пятнадцать лет Тхань остался один. Воевал в партизанском отряде. Мстил за погибших родителей и сестру. А ещё учился. Сам без учителей, по книжкам, случайно найденным в брошенных домах. На учебу в Союз, его послали после госпиталя, где он провалялся около трех месяцев со сквозным ранением в области шеи.

На память о себе Тхань подарил Платонову инкрустированную перламутром деревянную картину с изображением пагоды на маленьком островке, окруженном пальмами…

И вот почти через два года они снова встретились…

— Как ты здесь оказался? Что тут делаешь? Почему в цивильном виде (Тхань был в серо-голубых джинсах, кроссовках и легкой полосатой рубашке)? — сыпал вопросами изумленный Андрей.

— Слузу! — улыбался вьетнамец, явно довольный произведенным эффектом.

— Где?

— Да в Копаной Балке, куда ти своих курсантов привъёз. Вот был в отпуске, только что вернулся из Москвы

— А чем занимаешься?

— Там уцатса на курсах насы экипазы ракетных катеров. Матросы и старсины русский язык не знают. Я им перевозу то, сто рассказывает преподаватель по-русски.

— Ну и как?

— Нормально, никто не залуется.

— А как это ты попал в переводчики?

— О-о! Это дольгий история, — протянул Тхань, — и, как говорят в Союзе, «без бутильки не разобрать». Идем ко мне. Я зыву здесь, рядом, — он неопределенно махнул рукой, — там и поговорим.

— Пошли, — подхватил Андрей, — только через гастроном.

— Не-е! — покачал головой Тхань, — сегодня ты мой гость и гастроном не надо. У меня всё есть. Я из Москвы привез запас «Столичной», а то у вас тут с этим туго-туго, а подруга из Вильково привезла отличной Дунайской селедки и икры. Ну а черный хлеб, картошка и зелень это имеется без проблем. Вперед!

— А я думал, — подначил Андрей, — что ты меня снова как в Баку будешь потчевать рисовой водкой, ростками бамбука и собачьей свежатиной?

— Запомнил? — расхохотался Тхань. — Это я тода ресил побаловать тебя вьетнамской экзотикой. Только ростки были не бамбука, а псеницы. А от собачатины ты зря отказался. Отличная стука. Не надо было только говорить тебе об этом.

Так воспоминая прошлое, прибыли на квартиру Тханя.

В гостеприимной обстановке просидели за столом они далеко за полночь. Потом Тхань и Марина проводили его до гостиницы. Андрей уговорил их подняться к себе в номер. Там, конечно, по русскому обычаю застолье продолжили.

На следующий день Платонов проснулся поздно, с тяжелой головой и приятными воспоминаниями об отлично проведенном с друзьями вечере.

Потом они частенько после службы вместе коротали вечера. Встречались обычно в пивном баре на морском вокзале. За кружкой холодного пива неторопливо вели долгие задушевные разговоры. Вспоминали Баку, преподавателей, смешные и грустные истории. В этих беседах больше говорил Тхань. Чувствовалось, что соскучился он по училищу, да и многое требовало душевной разрядки. Платонов заинтересованно слушал, искренне сопереживая.