Джеймс Миченер - Роман

Но теперь, оставшись наедине со своими книгами, я оказалась в обществе двух еврейских женщин, ставших моими подругами, и двух немецких семейных пар, которые давали мне огромное утешение. В эти мрачные недели ноября я понята, что люблю Ивон Мармелл и Дженни Соркин за их смелое отношение к жизни и дорожу Йодерами и Цолликофферами, как людьми, бесконечно приверженными своей земле и древним правилам, по которым тысячелетия жили все добрые люди со времен второго пришествия. Эти шестеро стали мне прибежищем на неприветливом берегу, маяками в бушующем море.

В эти дни я все чаще оказывалась вовлеченной в орбиту бурной деятельности миссис Мармелл, которая неожиданно завладела моими мыслями и отвлекала от трагедии. Хотя я всегда любила книги, они для меня были загадочными вещами, которые я находила в законченном виде на библиотечных полках, появляющимися там как по волшебству и без участия человека. Но теперь, оказываясь свидетельницей ее телефонных звонков в офис, я ловила отдельные сведения о том, как делаются книги. Однажды я услышала, как Ивон говорит по телефону с Нью-Йорком:

— Я ведь просила, чтобы все вдовы были ликвидированы. — Поскольку я была одной из них, да и сама она тоже, это распоряжение показалось мне странным, если не бесчеловечным. Когда же я выразила недоумение, она объяснила: — Делая книгу, мы обращаем внимание на то, как конец предыдущей страницы стыкуется с началом следующей. И стараемся не допускать, чтобы в конце страницы оказывалась первая строка следующего абзаца. А уж когда страница начинается словами, оторванными от абзаца на предыдущей, мы просто рвем на себе волосы. Такие слова мы называем «вдовами».

Она приоткрывала мне тайны своей профессии, я же в свою очередь помогала ей обосноваться в новом доме. Мы вместе работали над подготовкой презентации незавершенного романа моего внука, и я не переставала радоваться ее редакторским успехам. Отношения с новыми немецкими боссами у нее складывались довольно удачно, что, впрочем, было неудивительно, поскольку роман Йодера возглавлял список бестселлеров, другая ее книга была выдвинута Гильдией литераторов на премию, а еще одну Голливуд избрал для телевизионной экранизации. На подходе был роман Дженни Соркин, который после переработки оказался не просто удачным, а совершенно изумительным и уже находился в производстве. Коллеги в издательстве говорили об Ивон: «Она на гребне успеха».

Но наибольшее удовлетворение ей приносило то, что в Дрездене ее признавали за свою. Умелому плотнику потребовалось всего две недели, чтобы устранить в новом доме все перечисленные Эммой недостатки. С помощью Стрейберта Ивон к концу ноября привела его в жилой вид и, наперекор ожиданиям, отпраздновала День Благодарения уже в нем вместе с Йодерами и Цолликофферами, которые натащили на праздник такое множество немецких блюд, что запаса еды в ее холодильнике теперь хватит, наверное, до следующего Рождества. Праздничное застолье на День Благодарения омрачали лишь непрекращающиеся споры двух немцев о том, кто мог быть убийцей Тимоти.

Радовало Ивон то, как на ее призыв о помощи откликнулся профессор Стрейберт.

— Ему было нелегко, — говорила она мне, — вернуться в Мекленберг после столь скандального ухода и вновь начать работать со мной, после того как он отрекся от меня.

— Я все еще не могу простить ему те неприятные вещи, которые он говорил о вас. Он обязан вам всем и должен помнить об этом.

— Когда честолюбивый человек пробивается наверх в своей профессии или встает на защиту того, во что верит, он зачастую наступает кому-нибудь на мозоль. — Но эти слова показались ей недостаточно убедительными, и она привела другой довод в оправдание его поведения: — Возможно, он был вынужден уйти из «Кинетик», поскольку посчитал неприемлемым для себя работать в издательстве, принадлежащем немцам. К тому же мы постоянно отходим от тех идей, которые он поддерживает в литературе. Это мешает ему высказывать те критические суждения, которые не высказать он не может.

— Но зачем ему надо было отказываться от вас?

— Возможно, он перерос и меня тоже.

— Вы защищаете его? После того как он публично оскорбил вас?

— Редакторам присуща одна черта. Мы всегда радуемся, когда у писателя, с которым мы работали, появляется по-настоящему хорошая книга, независимо от того, кто ее издал. Такой успех помогает нам верить в себя. К Карлу же я вынуждена обратиться, потому что нам нужна его помощь в работе над романом вашего внука. Его одобрение придаст роману больший вес. Кроме того, Стрейберт всегда нравился мне.

Должна признаться, что Стрейберт отлично справился с порученным ему очерком, в котором он сравнивал Тимоти с такими безвременно ушедшими из жизни литераторами, как поэт Сильвиа Плат и прозаик Натанаэл Уэст. Предисловие Карла должно было сослужить роману неплохую службу. Еще больше удовлетворения приносила мне работа по реконструкции романа, когда при моем участии Мармелл, Стрейберт и Соркин выстраивали в логической последовательности пять отдельных фрагментов романа и увязывали их в единое целое. При этом у меня было такое ощущение, что Тимоти обрел вторую жизнь и находится с нами. Мое сердце переполнялось благодарностью к возродившим его чародеям, и в первую очередь к Стрейберту — моему вновь обретенному другу.

Но пришло время, когда ему надо было возвращаться в Темпл. В последний день его пребывания с нами Ивон, я и он сидели перед большими окнами и говорили о его будущем.

— Карл, — начала я, — это просто нелепо с вашей стороны — рвать связи со своими земляками. Вы здесь родились, получили образование, сделали здесь главные шаги в жизни, здесь ваши друзья: Тимоти, Ивон, я — вы не найдете нигде лучших друзей.

Но это не задело его за живое.

— Вы не представляете, какое удовлетворение приносит мне новая работа. И Филадельфия вполне может стать привлекательной, когда у тебя там есть друзья.

— Но неужели вы не скучаете по Ванси и своим старым друзьям, которые у вас остались здесь?

— Скучаю… — после долгой паузы ответил он.

Ивон молчала, а я продолжила:

— Карл, Филадельфия не так уж далеко. Всего каких-то сорок миль. Многие люди преодолевают такое расстояние ежедневно.

— Я не могу.

— Я хотела сказать, что вы могли бы обосноваться здесь. Приезжать сюда на уик-энды. Поддерживать связи со своей родиной… и колледжем.

Подперев подбородок кулаками, он раздумывал целую минуту, что было слишком долго, когда две заинтересованные женщины ждут ответа. А затем сказал такое, чего ни Ивон, ни я не ожидали услышать:

— Я не могу преодолеть чувство, что Лукас Йодер украл у меня мою родину. У меня нет желания…