Джеймс Миченер - Роман

— Лукас, это лучшее из того, что ты написал. В конце концов, ты писал как честный немец, который знает, где он и что он. Ничего не меняй.

Эмма была еще более категоричной:

— Я читала рукопись, когда ты был в Нью-Йорке, и не могла оторваться. Я видела реальных людей, которые сталкиваются с реальными проблемами. Другие романы У тебя связаны с историей. «Маслобойня» — с двадцатыми годами. Действие в «Полях» могло бы произойти и сейчас, но ты перенес его в тридцатые годы. А это — история сегодняшнего дня. Это наша кровь и плоть. Я согласна с Германом. Ничего не надо менять. — И через мгновение она добавила: — Ну, конечно, отредактируй, как всегда. Я нашла несколько грамматических ошибок. Но все остальное оставь как есть. Этот роман так же целен, как эти камни.

Меня очень ободрили их уверенные высказывания, но я не мог положиться на них полностью, так как они исходили от непрофессионалов. Жила в Грензлере одна женщина, чье мнение в литературе я очень уважал и часто выслушивал. Ее звали Марта Бенелли. Это была тридцатипятилетняя женщина, выгнавшая из дома своего мужа-алкоголика и поступившая работать библиотекарем в Дрездене. Выпускница с дипломом по американской литературе, она обладала поистине заражающей любовью к книгам, особенно к романам. Урожденная меннонитка — ее девичья фамилия была Цигенфуссер, — она знала всю литературу о пенсильванских немцах лучше меня и с удовольствием знакомила меня со старыми источниками.

Когда я передавал ей экземпляр своей рукописи, я сказал:

— Вы так помогли мне с этой вещью. Не знаю, смогу ли я упросить вас прочесть рукопись и высказать свое мнение… Мне нужно знать мнение профессионала, и вы сделаете мне честь, согласившись на чек в двести долларов.

К моему восторгу, она изъявила готовность, просто и бесхитростно:

— Знаете, я бы это сделала и бесплатно, но деньги мне все-таки не помешают.

Должно быть, она читала роман ночами, потому что ее звонок раздался через два дня:

— Смена направления, не так ли? И смена очень удачная.

— А как воспримут это читатели?

— Они будут в восторге. Особенно те, кто с вашим творчеством уже знаком. Они воспримут этот роман как логическое движение вперед.

— А не слишком ли заумно написано? — не унимался я.

— Мистер Йодер, большинство читателей гораздо умнее, чем думают большинство критиков. В списке бестселлеров всегда можно найти по-настоящему хорошие книги.

— Могу я заехать и поговорить с вами?

— За ваши двести долларов вы имеете право на целый семинар.

Я прямиком направился в библиотеку, расположенную на окраине города, и обнаружил миссис Бенелли, ожидавшую меня с рукописью в руках, некоторые страницы которой пестрели пометками и замечаниями на полях. До того как она высказала свое мнение, я поведал ей о неодобрительной реакции на мое произведение.

— По-моему, я знаю, в чем дело. То, что вы написали, не безупречно и, несомненно, очень отличается от всего, что выходило из-под вашего пера ранее. Но это по-настоящему хорошее и многообещающее произведение. Жители нашей округи наверняка зачитают эту книгу до дыр, но, думаю, она заинтересует читателей всей страны.

Я рассказал ей, что три довольно знающих эксперта порекомендовали мне переписать роман, чтобы сделать его более приемлемым для читателей, и она фыркнула:

— К черту их! Вы создали нечто новое и очень многообещающее. Если им не нравится это сейчас, они оценят его позже.

Она продолжала и дала ряд своих рекомендаций, и, слушая ее, я думал: «Какая цельная, удивительная немецкая девочка! Льняные волосы, светлая головка. Наша земля действительно способна производить достойных людей, и вот об этом-то и мой роман. Если ей и Цолликофферу он понравился, хотя и по абсолютно разным причинам, он не так уж плох, как считают в Нью-Йорке».

Покинув библиотеку, я все уже для себя решил. Я позвоню в Нью-Йорк и повторю, что не буду переписывать роман. Но звонок пришлось перенести на следующий день, потому что, когда я вернулся домой в половине двенадцатого, Эмма сообщила:

— Герман так помог нам вчера, да и вообще все эти годы, и я пригласила его и Фриду позавтракать в городе. Он сказал, что не хочет есть в ресторане, но ты же знаешь Фриду! Она всегда готова хорошо покушать на новом месте. Мы заедем за ними по дороге.

Наш маршрут в город проходил мимо того самого тупика, за которым дорожка спускалась к ферме Фенштермахера. Там нас ожидало ужасное зрелище: огромный бульдозер сносил тот самый амбар, с которого я спасал совсем недавно магические знаки.

Никто из нас не был шокирован тем, что разрушались деревянные части амбара, так как несколько поколений Фенштермахеров не ремонтировали их. Но когда бульдозер начал подступаться к каменным частям, к которым в свое время и подстраивались деревянные, Фрида закричала:

— Нет, нет! Оставьте хотя бы это! — Но огромная машина продолжила свою работу, разрушая стену, на ее глазах появились слезы. — Ну, зачем они ее трогают?!

Мое же внимание привлекло другое. За стеной — так, что его почти не было видно, — работал другой красный бульдозер, поменьше первого и гораздо проворнее. Им управлял сын Фенштермахеров Повидло. Он доводил до завершения работу большой, более неуклюжей машины, его задачей было сровнять все с землей. Глядя на него, я думал, что он-то как раз и представляет большинство тех, о ком я писал в «Каменных стенах». Такой дурачок, как он, не пойдет первым рушить камень. Он выберет для себя более легкую, «непыльную» работу. И вдруг, неожиданно даже для себя, я закричал:

— Нет! Остановись! Нет! — И выскочил из машины, так как бульдозер Повидло направился прямо к поваленной деревянной стене, на которой красовался красно-зеленый магический знак, прекрасно подходивший по размерам для одной из моих поделок. — Повидло, не трогай этот знак! Мне он нужен!

Он должен был услышать меня, ведь я был довольно близко, а то, что он видел, как я бегу и размахиваю руками, — это уж точно. Но он направил машину прямо к этому месту и раздробил на кусочки все, что еще можно было спасти.

За завтраком я молчал. В моем сознании бродили идеи, образы. Мне казалось, что этот только что увиденный мною пример оскорбления земли и всего, что есть на ней, как раз и был квинтэссенцией моей рукописи, и это во многом обусловило то, что я сказал миссис Мармелл по телефону:

— Я вчера всю ночь не спал, обдумывая наш разговор в Нью-Йорке. Мне кажется, что я вполне понял все, о чем говорили вы с мистером Макбейн ом, и могу вас заверить, что с болью воспринял все вами высказанное. Я думаю, что вы были абсолютно правы, когда сказали Макбейну: «Сюжет можно изменить с минимальными вмешательствами. И я, и мистер Йодер, мы знаем, как можно это сделать». Да. Все это можно сделать. Но было бы ошибкой даже попытаться. Мы оставим все как есть. — И, добавив несколько вежливых фраз, я повесил трубку.