Вернер Хайдучек - Прегрешение
- Название:Прегрешение
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Известия
- Год:1989
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Вернер Хайдучек - Прегрешение краткое содержание
Повесть опубликована в журнале "Иностранная литература" № 1, 1989
Из рубрики "Авторы этого номера"...Повесть «Прегрешение» вышла в ГДР в 1986 г. («Verfehlung». Halle-Leipzig, Mitteldeutscher Verlag, 1986).
Прегрешение - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как ты себя чувствуешь?
На неделе он никогда не приезжает до конца работы, подумала Элизабет, а сегодня вот приехал, и даже с пирожными. Она подумала, что Регина ему, наверное, рассказала про Якоба Алена. Это было ей неприятно и тягостно, и поэтому она избегала встречаться с ним взглядом. «Надо было мне все ему рассказать, — думала она, — человек занимает такой пост, а родная мать вон что вытворяет. Ведь не поехал же он учиться в Москву и всегда хорошо ко мне относился».
— Хорошо я себя чувствую. Сам видишь.
И снова подумала, что не должна коверкать ему судьбу.
— На три года в Дамаск, — сказал Ханс, — уже все решено.
Ханса удивило спокойствие, с каким мать выслушала его слова, почти так, будто ее это ни капельки не интересует.
— Вот и поезжай.
Звучало так, будто она радуется, что он уедет. Ханс опять заподозрил, что за странной формулировкой Раймельта все-таки что-то скрывается.
«Синие чайки в голове».
И он начал говорить то, о чем собирался сказать: Турция, пустыня, синее море. А Элизабет улыбнулась, он вдруг показался ей мальчишкой, который рассказывает о своих приключениях. Ханс оборвал речь на середине, все эти рассуждения вдруг показались ему лишними.
— Не бойся, я тебе поперек дороги не встану.
— Какой дороги?
— Ну, Регина ведь тебе все рассказала.
— Что рассказала?
Он начал терять терпение, вспомнил про звонок Раймельта, подумал, что Регина что-то от него скрывает. И его вдруг охватил великий страх, как бы снова не пошло прахом все, что он выстроил с таким трудом.
— Звонил бургомистр, — сказал он, — говорит, тебе нездоровится.
Элизабет хотела отхлебнуть кофе, но рука у нее так задрожала, что Хансу пришлось перехватить чашку у нее из рук и поставить на стол. Все ожило в памяти: поздний вечер у Раймельта, ночная тишина, они разорвут меня на части, «на тебя даже плюнуть противно».
— Я не сделала ничего плохого, — сказала она, — я никогда ничего плохого не делала. Просто так вышло, сама не знаю почему.
Ханс подумал, что сейчас опять прозвучит: теперь, когда не стало отца, — проклятая фраза. Она сковала меня по рукам и ногам.
— Ну, хорошо, хорошо.
«Я должна сказать ему об этом, прямо сейчас, — подумала Элизабет. — Он меня поймет. Он меня всегда понимал».
Она подошла к шкафу, достала с полки письма Якоба Алена и выложила их перед Хансом на стол. Но она не могла усидеть рядом, покуда он читает слова, предназначенные только для нее. У нее до того муторно было на душе, что она ушла на кухню. Ей захотелось умереть. Она вновь увидела Якоба, как тот оглянулся на нее, уже за паспортным контролем, и как он недоверчиво улыбнулся и поднял ту руку, на которой ящиком отдавило два пальца, она услышала его голос: «Во мне все заглохло. Просто бывают на свете люди, про которых счастье не писано».
Элизабет Бош даже и не догадывалась, до чего это все глубоко в нее запало. Не соблазнительные речи о чужих городах и странах, о кораллах и белых островах, нет, в нее глубоко запала печаль Якоба. И походка у него такая... «Пойдем домой». Пойдем, но куда же, куда?..
Женщина ринулась в комнату и выхватила у сына письма.
— Тебя это не касается! — крикнула она. — Поезжай в Дамаск, поезжай куда хочешь, но тебя это не касается.
Ханс еще ни разу не видел, чтобы мать до такой степени вышла из себя. Она вдруг показалась ему совсем чужой. Но и он тоже показался ей чужим. Он сидел перед ней, прищурив глаза, как в свое время щурил его отец, когда приходил в ярость и начинал браниться на чем свет стоит.
— Ты предаешь собственных детей, — сказал Ханс, — счастья это тебе не даст.
И он подумал, что Дамаск оказался несбыточной мечтой, как уже многое в его жизни.
— Счастья это тебе не даст, — повторил он и ушел.
Элизабет Бош стояла неподвижно, прижав стопку писем к груди. Нет у нее ни сына, ни дочери, ни внука. У нее есть только Якоб Ален, и Якоб сказал ей: «Пошли домой».
Ханс не явился в назначенное время к главному редактору, а вместо того поехал в школу, где работала его жена. Уроки у нее должны были как раз к этому времени закончиться.
Регина увидела, как он ждет у входа, и подбежала к нему.
— Как мило, что ты за мной заехал.
Но она сразу же поняла, что произошла какая-то неприятность. Пабло, мелькнуло у нее в голове, и она спросила про мальчика.
— С ним все в порядке, — ответил Ханс, — садись.
Он поехал по городу без цели, куда глаза глядят.
— С каких пор ты про это знаешь?
И поскольку Регина не поняла, о чем он спрашивает, уточнил:
— Ну, про мать и про этого, из Гамбурга.
— Я не придала этому особого значения.
— С каких пор?
— Я же тебе сказала, что не придала значения.
Теперь остается только глядеть на дорогу, думал про себя Ханс. Глядеть, тормозить, ехать дальше. Мимо вокзала, мимо Оперы, мимо музея.
— Она ведь совсем одна, — сказала Регина.
Ханс подумал: «И я тоже».
— А может, и нет, — сказал он.
— Что «может, и нет»?
Мотоциклист обогнал Ханса и подсек его. Волна ярости захлестнула Ханса, он засигналил. Все они одним миром мазаны, подумал он, что мать, что Маша, что Регина. Только о себе заботятся.
— Не я выгнал ее из Чехословакии, не я виноват, что погиб отец.
— Ну и?
— Никаких «и».
— Ты просто боишься.
— Бред.
— Что из-за нее накроется Дамаск.
— Вообще-то она живет не в безвоздушном пространстве.
— С тех пор как тебя решили послать за границу, ты постоянно чего-то боишься, ничего больше не пишешь, а если и пишешь, то трижды взвешиваешь каждое слово, чтобы не просочилось ни одной мысли, из-за которой у тебя могут быть неприятности. Боялся из-за Лондона, боялся из-за Стокгольма, теперь — из-за Дамаска.
— Нельзя сменить страну, как меняют белье, — сказал он, — не то…
И она подумала, что весь этот разговор не имеет смысла, он ее не понимает и не хочет понять.
Вокзал, Опера, музей, Ханс второй раз ехал по тому же кольцу. Он спохватился, когда увидел фонтан и концертный зал. «Мы и ездим как разговариваем, — подумал он, — все повторяется». Оба почувствовали усталость. Регина сунула руку к нему в карман, как раньше, в те времена, когда между ними все было хорошо, и мальчик еще не родился, и машины не было, а только две комнатушки под крышей в старом доме.
— Ты ведь тоже вроде бы хотела в Дамаск.
Разумеется, она хотела. Да и кто бы не захотел.
— Она этого не сделает, кто-кто, а она не сделает.
И Ханс договорил:
— Не предаст собственных детей.
Регина вытащила руку из его кармана. «Только не продолжай, — подумала она. — Я все это наизусть знаю: конфронтация и международное положение, и надо же считаться, и надо же принимать во внимание. Ты прав, но ведь есть на свете и любовь, и мечты, и приближение старости, и одиночество».
Шрифт:
Интервал:
Закладка: