О`Санчес - Лук и армия (сборник)

– Слушай, Паш, а как ты научился всему этому? Ну, топить, за паром следить?

– Вот так и научился. О как! Смотри, учись: слой ровненький, тоненький, весь котел жар дает. Не то что у этих… О чем мы говорили?

– Если командир узла…

– А, точно! «Если командир узла неожиданно вошел в каптерку и трое находящихся там воинов срочной службы вздрогнули…»

– Трое уже были.

– Да, двое. «… и двое находящихся там воинов срочной службы вздрогнули, значит они гомики…»

Пятьсот человек в полку, если считать только солдат и сержантов срочной службы, ни одной женщины рядом и хрен дождешься увольнения, все это безобразие – заведомая черноземная зона для гомосечных инстинктов. И точно – Толик Машенков, однопризывник Лука, явный педрила – и при этом устроился фельдшером в санчасть. Сашка Нестеров, хохоча и отплевываясь, рассказывал, как тот к нему клеился… Хорошо, Сашка ему хоть в морду дал. А станет Толик дедом и попадут к нему молодые, первогодки… Лучше и не думать.

Отпустите на танцы, сволочи, хотя бы по субботам и воскресеньям, к девчонкам! И лучше с ночевкой. Ни фига. Почему там можно, а у нас нельзя? Почему в других частях солдаты чуть ли ни каждую неделю на танцах и в иных злачных местах? «Солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы.» С помощью этой магической формулы командование, во главе с командиром части полковником Носко, делает все, чтобы отравить существование солдату, лишить его остатков достоинства и чести. Увольнение в полку – не обыденность и не солдатское право, нет: увольнение – награда воину за усердное и показное «колотилово» по службе и не стоит поощрять им чаще раза в месяц… В отпуск поехать – двое-трое за год на весь батальон… Вот и думает солдат, как бы обмануть, украсть, профилонить, закосить…, но только не служить по Уставу.

Кеша Бакеев, однопризывник Пашки, узбек, за два года ни разу не был в увольнении, не говоря уже об отпуске, ни разу ни винца, ни водки не выпил и в самоход не сбегал. Честно служил, насколько это возможно, никуда не рвался, но порученное исполнял добросовестно, в срок и без обмана. Взысканий не имел. Уволился на месяц позже Пашки. Почему? А потому что Кеше-водиле в его экипаже замены долго не было, и командиры решили, что подождет, потерпит до конца учений, раз тихий и смирный…

«Если командир узла неожиданно вошел в каптерку и один находящийся там воин срочной службы…» – Лук прервал анекдот и строго взглянул на Князя.

– Давление смотрел? – Князь, младший кочегар, грубо вырван из грез и вздыхает досадливо.

– Только что. Порядок, еще и больше, чем нужно.

– А водомер? Уровень как?

– Да под завязку. Ну рассказывай, как там дальше?.. А если в каптерке один солдат…

– Хм… Это зависит от того – вздрогнул ли одинокий воин, или нет.

– Ну, если вздрогнул?

– Если вздрогнул – значит онанист и его застукали. Дрочила. Обрати внимание, кстати, на ладонь своей правой руки: на ней волосы начали расти, это первый признак…

– Князь и неслышно подошедший Степа, будущий наследник Лука по кочегарке, внимательно осматривают ладони и Князь уличает Лука во лжи:

– Ничего там не растет и я такой фигней не занимаюсь… Ну а дальше?

Лук решил было продолжить моральное измывательство над вверенными ему бойцами, но поерзал на топчане и раздумал – не в коня корм, все равно не поймут… А кроме того Лук и сам подхвачен инерцией древнего анекдота с чудесным финалом. Глаза его распахиваются широко и невидяще, голос его светел; Степа и Князь, набрав полную грудь дыхания, смотрят на его небритый подбородок и приподнятые мягким весельем уголки рта, они тоже готовы смеяться, предчувствуя заветную радость, что несет в себе концовка солдатской байки… «А если командир узла неожиданно вошел в каптерку и один находящийся там воин срочной службы НЕ вздрогнул… Значит, это дембель тихо кемарит в ожидании последнего дня.»

«Мясиськи и отвратити». – Шура, что это за гадость?

– Это неологизмы, Витя – снисходительно поясняет Лук. – Новые слова, сконструированные мною из старых. Обозначают потерявшие форму молочные железы-переростки.

– А на фига? По-моему, буфера куда луч… Узел!.. Товарищ гвардии п'олковник…

– Вольно, – басит комбат и вся батальонная командирская кодла, включая командира узла и старшину, вслед за ним втянулась в ленкомнату.

– Узел, вольно!

– Ковешников, как твои воины, готовы к проверке? На этот раз не подведет нас твой бывший отличный узел?

– Так точно, товарищ подполковник, не подведет. – Майор Ковешников нервно отплюнулся в кулак и уперся гневным взглядом в горло заместителя командира взвода сержанта Кеселя.

Ловок и сметлив Кесель: только рукой повел над комсомольским значком – поправить чтобы, а крючок воротничка уже наглухо застегнут, как у молодого. Лук колеблется пару секунд, но тоже застегивает, правда, пуговицу, а не крючок: борзеть нужно в меру… А вот крючок – только по прямому замечанию, дедовскую честь надо блюсти даже сквозь невзгоды и тернии… И наряды вне очереди. Да и какие ему, без пяти минут дембелю и кочегару, теперь наряды…

Все «словотворчество» началось год с лишним назад, там же, в ленкомнате. Офицеров нет, старшина с «замком» Тимофеевым в городе, остальному личному составу нет особого дела до власти и порядка. Дедам лучше всех, но и молодые не жалуются: сидеть в теплой ленкомнате с «первоисточниками» в руках гораздо приятнее, чем драить туалет или печатать шаг под лай сержантов, старослужащих воинов и других начальников, которых не счесть над тобой, пока ты «молод».

Кесель и Лук еще далеко не друзья, но они – одного призыва и сидят за одним столом…

– Шура, а что такое оргия?

– Оргия? Разврат во время пьянки, если по латыни…

– Точно? Что-то больно короткое…

– Точно. А… если по-хохляцки…, то – кохалово. – Лук даже засмеялся невесть откуда взявшемуся слову, а Кесель подумал, что Лук над ним смеется, тихо рассердился и замолк.

Но Лук и не заметил обиды, он уже вертит головой, в слабой надежде показать новый стебунок хоть-кому нибудь, кто поймет и оценит…

– … восемнадцать, дятел.

– сам такой. На, в мой погляди и посчитай: девятнадцать…

Это два деда, Ковалев и Камерин, Кол и Мерин, с календариками в руках, ведут рутинный спор на тему: «сколько дней до приказа» (так называемого «дембельского»)…

– Сколько, сколько, ты говоришь? – вмешивается Лук…

Остановиться бы ему, но он уже безумен: черт, по прозвищу «Красное словцо», гонит его вперед, к пропасти.

– Восемнадцать, – машинально отвечает Мерин.

– Я бы повесился!

И стало тихо. Сашка Смирнов, молодой сержант, тоже питерский, засмеялся было, но посмотрел на дедов и осекся. Деды просто не знают как реагировать на вывернутую в их же сторону дедовскую шутку: Лук не простой «салабон», годами он с дедов, даже постарше, но и сносить подобную борзоту – невозможно.