Элизабет Гилберт - Последний романтик

Старейший закон природы гласит: навыками нужно пользоваться, иначе они забудутся. Дети не могут выполнить простейшее действие, потому что им незачем этому учиться. В их комфортабельной устроенной жизни это совершенно не нужно. Их родители также неспособны обучить их физическим навыкам, потому что, скорее всего, они сами ими не обладают. Эти навыки им не нужны, их никто никогда этому не учил – да и есть ли в этом реальная необходимость в наше время? Еще сто лет назад в Америке каждый мужчина носил с собой нож. Всегда. И неважно, предназначался ли нож для того, чтобы снять с медведя шкуру, или для того, чтобы отрезать кончик сигары: нож был главным инструментом, необходимым для жизни, и люди знали, как за ним ухаживать, как его точить и как с ним обращаться. А кому нужен нож сейчас?…

И раз уж на то пошло – кому нужна лошадь? Зачем вообще знать, что это за зверь такой – лошадь? Во время своих конных путешествий Юстас выяснил, что с лошадьми комфортнее всего себя чувствуют люди лет семидесяти – восьмидесяти, которые выросли рядом с рабочим скотом или слышали истории о лошадях от родителей. Каждому последующему поколению идея использования лошади казалась всё более чуждой, экзотической, немыслимой. А молодые люди вовсе не знали, как вести себя с лошадьми, как защититься в случае чего и вообще не могли осознать при виде лошади, что перед ними другое живое существо.

«Представляешь, как будут мыслить их дети? – спросил Юстас. – Лет через двадцать лошадь станет для людей чем-то вроде верблюда, невообразимого зверя, которого можно увидеть только в зоопарке».

С каждым поколением люди становятся всё более беспомощными. И всё же Юстасу кажется, что он мог бы справиться с этой беспомощностью, если бы не один большой недостаток, который он замечает у американцев всех возрастов: они не умеют слушать. Они невнимательны. Не умеют сосредотачиваться. Даже если они утверждают, что хотят учиться, им не хватает самодисциплины.

«Сложнее всего заставить молодежь доверять мне и беспрекословно меня слушаться, – говорит Юстас. – Если со мной работают четверо и я говорю: „Ладно, ребята, катим это бревно на счет три“, один обязательно начнет катить его сразу, двое будут катить его на себя , а четвертый вообще отойдет в сторону и начнет ковырять в носу. Они постоянно ставят под сомнение мой авторитет. Всегда хотят знать, почему мы делаем так, а не эдак? Послушайте, я знаю почему, и этого достаточно. У меня нет времени объяснять каждое свое решение. Но когда я говорю, что прав, никто мне не верит. Если я говорю, что прав, можете быть уверены: это так – я не ошибаюсь никогда. Если я в чем-то не уверен, я так и скажу, но обычно я уверен на сто процентов. Люди сердятся и говорят: „Юстас считает, что всё может быть только так, как он говорит“. Но это же правда. Всё может быть только так, как я говорю. И я верю, что работа делается лучше всего, когда люди подчиняются одному начальнику, как в армии. Это самый эффективный и рациональный способ организации труда. Будь я, скажем, генералом, мои подчиненные были бы куда более дисциплинированными, и я проследил бы, чтобы все делали в точности, как я говорю. Тогда работа стала бы спориться».

Чтобы организовать жизнь на Черепашьем острове, Юстас берет под контроль все аспекты существования своих учеников, совсем как его дед, придерживавшийся такой же политики в отношениях с сотрудниками и воспитанниками лагеря «Секвойя».

«Доходит до того, – вспоминает один из учеников, – что ты всерьез начинаешь бояться сходить без разрешения в туалет. Не дай бог окажется, что ты сидел под кустом в лесу, пока Юстас искал тебя, чтобы научить пользоваться ножным жерновом или ковать подкову».

И Юстас этого не отрицает. Сама слышала, как он вразумляет учеников, как правильно завязывать шнурки. Ну сами посудите, зачем тратить время на развязавшиеся шнурки, когда работы по горло? Кстати, все утопические общины в Америке – те, что продержались больше недели, – управлялись именно так. Дисциплина, порядок, послушание – они выживали исключительно за счет этого. В женской спальне общины шекеров в XIX веке висела такая поучительная табличка:

«Все должны встать при первых звуках колокола. Молча преклоните колени в том месте, куда опустили ноги, когда встали с кровати. Не говорите, если только не хотите задать вопрос сестре, дежурной по спальне. В этом случае говорите шепотом. Надевайте сначала правый рукав. Делайте первый шаг правой ногой. При повторном звоне выстройтесь в шеренгу и идите, уступив место по правую руку старшему. Ступайте на цыпочках. Положите левую руку на живот. Правая должна быть опущена вдоль тела. Дисциплинированно идите в мастерскую. Не задавайте ненужных вопросов».

О да, Юстас был бы в восторге, если бы на Черепашьем острове царил такой порядок. Но он не может контролировать всё и вся. Для него заставить учеников катить бревно на счет три – уже хорошо.

Если честно, большинство учеников боятся Юстаса. Когда он не слышит, они обсуждают его испуганным шепотом, сгрудившись, как придворные, которые пытаются угадать настроения короля. Делятся советами, как выжить на острове; гадают, кого выгонят следующим. Не зная, как угодить требовательному хозяину, они так боятся обратиться к нему напрямую, что просят совета у его подруг, братьев, близких друзей, задавая этим привилегированным приближенным сакраментальные вопросы: что ему от меня нужно? почему я вечно попадаю впросак? что сделать, чтобы ему угодить? Юстасу известно, что за его спиной болтают, – и он просто ненавидит эту болтовню. Он считает ее неподчинением в абсолютном смысле. Именно поэтому летом 1998 года он повесил на доску объявлений Черепашьего острова такое письмо:

«Сотрудники, жители и гости Черепашьего острова. Я, Юстас Конвей, очень недоволен. Моя подруга Пейшенс провела на острове пять дней, и за это время к ней не раз подходили многие из вас, чтобы обсудить свои претензии ко мне. Для нее и наших не так давно завязавшихся отношений это слишком трудная задача и совершенно ненужный груз. Это просто отвратительно, что таким образом вы пытаетесь до меня достучаться. Если у вас претензия ко мне, обращайтесь ко мне, а не к Пейшенс. Если мы не можем решить проблему и договориться, не надо через нее пытаться это сделать. Если вы не можете держать в себе негатив по поводу наших с вами отношений, увольняйтесь и проваливайте. Я не стану терпеть такое поведение. Тот факт, что такие вещи вообще происходили, вызывает у меня глубокую обиду, горе и печаль. Лучше уж я всыплю вам по первое число, чем вы будете валить свои проблемы на Пейшенс. Если моя реакция кажется вам слишком бурной, что ж, я готов взять на себя социальную и эмоциональную ответственность. Надеюсь, я ясно выразил свои требования. Спасибо за внимание, искренне ваш, Юстас Конвей».