Николай Климонтович - Спич

Ему не пришлось даже существенно корректировать расписание: посещение малой родины и открытие отеля было назначено на конец декабря, и он вылетал всего на три дня раньше. Повторю: не могу понять, как мог предусмотрительный и осторожный Равиль, имевший воистину волчий нюх, не почувствовать, что его заманивают в ловушку. Не навести справок — это было вполне в его силах — и узнать, что все его имущество, остававшееся после распада империи по другую сторону границы, уже захвачено и поделено. Более того, он не придавал значения даже тому, что гражданином новообразовавшейся страны он не был — должно быть, ему казалось, что подобные бюрократические формальности он легко уладит на месте…

В родных местах он бывать не любил. Как не любил ни свое детство, ни свою юность — их у него теперь как будто и не было. И не бывал в родном поселке с тех пор, как рядом с отцом похоронил мать. И тогда же присутствовал при закладке отеля. Если у Женечки прошлое украл неверный Ипполит, то Равиль со своим прошлым распрощался сам — в один обычный день утром отсек, как ударом клинка. Это было похоже на то, как если бы он умер за чашкой кофе, и тут же, со следующим глотком, родился заново. Одна жизнь кончилась, началась другая. О том, как такое возможно, Равиль не задумывался: достаточно было точно знать.

В самолет охрану не взял, отпустил охранника у входа в VIP-зал, в самолете это одна обуза, а там его встретят.

— Отдохни, Коля. На рыбалку поезжай. Я позвоню, если что.

— Я буду в офисе, — отвечал преданный и трудолюбивый Коля.

— Ну, как знаешь…

Летел с одним кейсом с документами и с двумя чистыми носовыми платками — все необходимое доставят на месте. Никогда не садился у окна, устроился у прохода, соседнее место оставалось пустым. Перед взлетом без понуканий стюардессы, привычно пристегнул бесполезный ремень безопасности: ритуал. Взял из кармана переднего кресла аэрофлотовский рекламный журнал и прикрыл глаза. Взлетели, спустя минут десять в салоне началась суета: стюардессы разносили напитки, пассажирки засновали в туалет. Одна из них, когда самолет качнуло, плюхнулась на Равиля. И тот, открыв глаза, услышал Равиль, не может быть .

Всмотревшись, в чертах неюной пассажирки, когда та сняла темные очки, крашеной в красное и в нелепой шляпе, с трудом и безо всякого интереса узнал Дарью Сухорук. Та, напротив, невероятно возбудилась этой неправдоподобной встречей. Равилю пришлось узнать, что его подруга юных лет никакая теперь не Дарья Сухорук, но Дана Кацман, и проживает не в Болгарии, а в Канаде. Ты был в Канаде ? Пришлось согласиться: да, приходилось. Гарная, гарная страна, грейт. Где она там пристроилась? Так в Торонто же… а ты какой стал, не узнать… мой муж тоже бизнесмен, он сам из Харькова, познакомились на Златых Пясках… ты ведь был в меня влюблен… бывал на Златых Пясках…

Он опять прикрыл глаза. Ему было совершенно неинтересно, что отец Дарьи давно умер, а маму — кстати выяснилось, что маме-то Равиль всегда нравился — Дана Кацман хотела забрать в Канаду, но та разболелась, и вот теперь она летит ее проведать… Какая мама, секс-тур , невнимательно подумал Равиль, будет строить перед провинциальными молодыми парнями иностранку .

Когда он сходил с трапа, машина ждала его на взлетном поле. Шофер стоял на стылом ветру, прикрывая собой огромный багровый букет, чтоб ветер не растрепал и не разорил розы.

— Ой, какой ты важный, подбросишь меня в город?

— Это невозможно, извини, — сказал Равиль и, поколебавшись, отдал ей несколько цветков.

И сел на переднее сидение роллс-ройса, того самого, который совсем недавно встречал Евгения Евгеньевича на этом же аэродроме с тем же шофером, — в машине он всегда ездил рядом с водителем, охранник сзади.

Но охранника сейчас не было. Это был вопиющий непорядок, по-видимому, здешние сотрудники отбились от рук, ни на кого нельзя положиться… Однако Дарья Сухорук в девичестве, а нынче гражданка Канады Дана Кацман, непорядка не заметила. Напротив, она с гордостью уверилась, что ее друг юности стал самым настоящим русским бандитом , каких показывает Голливуд в своих фильмах про Russian mafia, и ей будет, что рассказать дома…

Машина Равиля взорвалась, не доехав до отеля меньше километра, на голом месте. Куски железа взмыли вверх и, падая на промерзшую землю, громко шипели. В перепутанных фрагментах тел потом никто не стал разбираться, и их поспешно захоронили вместе. Но предсмертная воля миллиардера была соблюдена: он обрел-таки после смерти успокоение в своем кэшэнэ.

Человек, которого Евгений Евгеньевич встретил в ресторане отеля, был мне хорошо знаком — когда-то жили в одном дворе на улице Грицевец, теперь опять Большом Знаменском переулке. Ходили в одну школу имени Фрунзе, в этом особняке нынче Гнесинское училище, после уроков гоняли в футбол на площади перед зданием Генерального штаба. Увы, только по выходным, по будням там было не протолкнуться от черных Волг — черные Чайки на площади не задерживались, а въезжали в ворота во внутренний двор.

Звали моего знакомца — я уж упоминал о нем в самом начале рассказа — Сергей, точнее Сергей Виленович, таким имечком в тридцатые его отца наградили бабушка с дедушкой, правоверные коммунисты-евреи, и его следовало бы именовать Сергей Владимирильичленович. Собственно, Членовичем его и дразнили, отсюда и дворовая кличка — Членок. Впрочем, уже после третьего класса наша семья переехала сюда, на Верхнюю Масловку, где я и пишу эту одиссею, в Дом с шарами , так он называется в народе.

Евгений Евгеньевич и Сергей Виленович увидели друг друга и раскланялись можно сказать сердечно — других людей их расы во всей округе было не сыскать, ну, не считая швейцара. Членок, седой и кудрявый, восседал за столом, соседним с тем, который накрывали для Евгения Евгеньевича. И широким жестом пригласил Евгения Евгеньевича присесть к нему. Тот присел.

— Сергей, — представился хозяин стола.

— Евгений Евгеньевич. А вас как по отчеству?

— А, к чему эти формальности, эти наши отчества — один атавизм, язычество. По отчеству друг к другу обращаются только номенклатурные бонзы.

— При этом на ты , — поддакнул Евгений Евгеньевич, ему ли было не знать. К тому ж, он за последние дни так измолчался, так истомился одиночеством, что готов был согласиться с чем угодно. — Эта манера им досталась в наследство от предыдущих хозяев-большевиков.

— Как и многое другое, — добавил Членок. — Согласны, Евгений?

Это была фамильярность актерского, шире — театрального толка, но на актера Сергей не был похож: немолодое лицо обрамлено было бородой, тоже седой, и седыми, желтыми от никотина, усами; на голове между седыми кудрями блестела большая лысина, но на затылке волосы были забраны в то, что в Англии называют pony-tail. Вид был изношенный, лет на десять старше , решил Евгений Евгеньевич, но ошибся, Членок — мой ровесник и был старше театроведа лишь на шесть лет. Но постоянное курение и прочие излишества сделали свое дело — Членок выглядел много старше своих лет.