Эдвард Морган Форстер - Куда боятся ступить ангелы

В эту минуту Генриетта произнесла короткое слово «иди».

- Куда? - вопросил Филип, кланяясь хозяйке, которая плыла вниз по лестнице.

- К итальянцу. Иди.

- Добрый вечер, синьора! Всегда приятно возвратиться в Монтериано... Не глупи. Никуда я сейчас не пойду. Ты мешаешь пройти... Я хотел бы две комнаты....

- Иди. Сию минуту. Сейчас. Хватит. Иди.

- Будь я проклят, если пойду. Я хочу чаю.

- Бранись сколько угодно! - воскликнула Генриетта. - Богохуль­ствуй! Поноси меня! Но пойми, я не шучу.

- Генриетта, не актерствуй. Или играй получше.

- Мы сюда приехали за ребенком, и только для этого. Я не потерп­лю легкомыслия, увиливания и всякой болтовни про картины и церк­ви. Подумай о матери: разве затем она тебя посылала сюда?

- Подумай о матери и не стой поперек лестницы. Дай кучеру и хо­зяйке сойти, а мне подняться и выбрать номера. Отойди.

- Не отойду.

- Генриетта, ты с ума сошла.

- Думай как тебе угодно. Ты не подымешься наверх, пока не по­видаешь итальянца.

- Синьорина неважно себя чувствует... - объяснил Филип. -Это от солнца .

- Poveretta! (бедняжка!) - вскричали вместе хозяйка и возчик.

- Оставьте меня в покое! - злобно огрызнулась Генриетта. - Мне до вас тут никакого дела нет. Я англичанка. Вы не сойдете вниз, а он не поднимется наверх, пока не отправится за ребенком.

- Пожалуйста... тише... тише... Здесь есть еще одна синьорина, которая спит...

- Генриетта, нас арестуют за скандал. Неужели ты не понимаешь, как это нелепо?

Генриетта не понимала, и в том была ее сила. Она обдумала эту сцену дорогой, и теперь ничто не могло помешать ей. Ни брань спе­реди, ни ласковые уговоры сзади не действовали на нее. Кто знает, сколько еще стояла бы она, как венчаемый Гораций, запирая собой лестницу. Но в этот миг дверь спальни, выходившей на верхнюю площадку, открылась, и появилась «еще одна синьорина», чей сон они потревожили. То была мисс Эббот.

Когда Филип очнулся наконец от столбняка, он ощутил негодова­ние. С него хватит того, что мать управляет им, а сестра застращива­ет. Вмешательство третьей особы женского пола вывело его из себя до такой степени, что он, отбросив вежливость, уже собирался вы­сказать все, что думал, но не успел: при виде мисс Эббот Генриетта испустила пронзительный крик радости:

- Каролина, как вы сюда попали?

И, несмотря на жару, она взбежала по лестнице и наградила свою приятельницу нежным поцелуем.

Филипа осенила блестящая мысль.

- Генриетта, у вас найдется что порассказать друг другу. А я тем временем послушаюсь твоего совета и навещу синьора Кареллу.

Мисс Эббот издала не то приветственный, не то испуганный писк. Филип не отозвался на этот звук и не подошел к ней. Даже не заплатив извозчику, он улизнул на улицу.

- Выцарапайте друг дружке глаза! - воскликнул он, грозя кулаком окнам отеля. - Задай ей перцу, Генриетта! Отучи соваться не в свои дела! Задай ей, Каролина! Научи быть благодарной! Ату, леди, ату!

Случайные прохожие глядели на него с интересом, но не приня­ли за сумасшедшего. Подобные сцены в Италии нередки.

Филип попытался думать о таком обороте событий как о чем-то забавном, но из этого ничего не получилось. Появление мисс Эббот задело его за живое. Либо она заподозрила его в бесчестности, либо сама вела нечестную игру. Он отдал предпочтение последней вер­сии. Быть может, она уже виделась с Джино и они вместе придума­ли, как бы поутонченнее унизить Герритонов. Возможно, Джино шутки ради уже продал ей младенца задешево - шутка как раз в его духе. Филип до сих пор помнил смех Джино, которым завершилась его, Филипа, бесславная поездка в Италию, помнил грубый толчок, поваливший его на кровать. Что бы ни означало присутствие мисс Эббот, оно портило комедию - ничего смешного от нее ждать не приходилось.

Размышляя таким образом, он быстро прошел через весь городок и очутился у ворот на другом его конце.

- Где живет синьор Карелла? - спросил он таможенников.

- Я покажу! - пропищала какая-то девочка, возникшая словно из- под земли, как это свойственно итальянским детям.

- Она вам покажет, - подтвердили таможенники, одобрительно кивая головами. - Всегда, всегда следуйте за нею, и с вами не слу­чится ничего плохого. На нее можно положиться. Она моя дочка (племянница, сестра).

Филип хорошо знал все эти родственные связи. Они разветвля­лись в случае надобности по всему полуострову.

- Ты случайно не знаешь, синьор Карелла дома? - спросил он девочку.

Да, он как раз недавно входил в дом, она сама видела. Филип кивнул. Сегодня он с нетерпением ждал свидания; состоится дуэль умов, а противник его не силен в этом виде оружия. Что затевает мисс Эббот? Сейчас он узнает. Пока они там выясняют отношения с Генриеттой, он все выяснит у Джино. Филип следовал за таможен­ной дочкой вкрадчивой походкой, точно дипломат.

Идти им пришлось недолго, так как они были возле ворот Вольтерра, а дом, как уже известно, стоял прямо напротив. В полминуты они спустились по той самой тропке, проложенной мулами, и очути­лись у входа в дом. Филип улыбнулся, во-первых, представив себе в этом доме Лилию, а во-вторых, предвкушая победу.

Таможенная племянница набрала в легкие воздуху и закричала что было мочи. Последовала внушительная пауза. Потом наверху в лоджии показалась женская фигура.

- Перфетта, - пояснила девочка.

- Мне надо видеть синьора Кареллу! - прокричал Филип.

- Нету!

- Нету! - удовлетворенно повторила девочка.

- Так чего же ты говорила, будто он дома?

Филип от злости готов был задушить девчонку. Он как раз созрел для свидания: чувствовал в себе должное сочетание негодования и сосредоточенности, когда кровь кипит, а голова холодна. Но в Монтериано вечно все идет вкривь и вкось.

- Когда он вернется? - крикнул он опять. Прескверная история.

Перфетта не знала. Он уехал по делу. Может быть, вернется к ве­черу, а может, и нет. Уехал в Поджибонси.

Услыхав слово «Поджибонси», девочка приставила большой па­лец к носу, растопырила пальцы, помахала ими в сторону равнины и при этом запела, как, вероятно, пели ее прапрапрабабки семьсот лет назад:

Затем она попросила у Филипа монетку. Одна немецкая леди, пи­тающая интерес к прошлому, дала ей весной полпенни.

- Я хочу оставить записку! - крикнул он.

- Сейчас Перфетта пошла за корзинкой, - объяснила девочка. - Когда вернется, спустит ее вниз - вот сюда. Вы положите в нее вашу карточку. Потом она поднимет корзинку - вот так. И тогда...

Когда Перфетта вернулась, Филип вспомнил про младенца и по­просил показать его. Младенца пришлось искать дольше, чем корзи­ну, и Филип обливался потом, стоя на вечернем солнцепеке, стараясь не вдыхать сточных ароматов и не дать девчонке снова запеть песен­ку, поносящую Поджибонси. Оливы во дворе были увешаны высти­ранным бельем, накопившимся, должно быть, за неделю, а похоже, и за целый месяц. Какая жуткая цветастая блуза! Где он ее видел? На­конец он вспомнил - на Лилии. Та купила ее «на каждый день» для Состона, а потом увезла в Италию, где «все сойдет». Филип еще по­журил ее за такое отношение к Италии.