Эдвард Морган Форстер - Куда боятся ступить ангелы

Он не затворил дверь, и мисс Эббот через площадку видела, что там делается. В комнате творился невообразимый кавардак. Еда, простыни, лакированные ботинки, грязные тарелки и ножи валялись вперемешку на большом столе и на полу. Но видно было, что это жи­лой кавардак, что его создает жизнь, а не запустение. Комната все равно была милее того склепа, где стояла она, - там широко разли­вался мягкий свет, очевидно входящий в какой-то просторный, щед­рый проем. Пение прекратилось.

- Где Перфетта? - спросил Джино.

Он стоял спиной к двери и закуривал сигару. Он обращался не к мисс Эббот, он и не ждал ее. Пространство площадки и две откры­тые двери удаляли его, но в то же время и выделяли, словно актера на сцене - одновременно близкого и недоступного. Она так же не могла окликнуть его, как не могла бы окликнуть Гамлета.

- Ты знаешь! - продолжал он. - Но не хочешь сказать. Очень на тебя похоже. - Джино прислонился к столу и выпустил пухлое коль­цо дыма. - Почему это ты не хочешь мне назвать цифры? Я видел во сне рыжую курицу - это двести пять. Неожиданно приехал друг - восемьдесят два. На этой неделе я собираюсь в Терно. Так что ска­жи мне еще какое-нибудь число.

Мисс Эббот не знала про томболу. Она испугалась. На нее напа­ло оцепенение, которое она не могла стряхнуть, - так бывает, когда очень устанешь. Выспись она ночью, она бы окликнула его, как только он вошел. А теперь он находился в другом мире.

Она следила за колечком дыма. Оно медленно уносилось прочь от Джино и благополучно вылетело на площадку.

- Двести пять - восемьдесят два. Все-таки я поставлю их на Ба­ри, а не на Флоренцию. Не могу объяснить почему. Просто у меня та­кое ощущение.

Она хотела заговорить, но кольцо гипнотизировало ее. Оно растя­нулось в эллипс и вплыло в гостиную.

- Ах, тебе не нужен выигрыш? Ты даже не хочешь сказать «спа­сибо, Джино»? Сейчас же скажи, а то я сброшу на тебя горячий, рас­каленный пепел. «Спасибо, Джино...»

Кольцо протянуло к ней свои голубоватые щупальца.

Кольцо окутало ее, словно дыхание из могилы. Она потеряла са­мообладание и вскрикнула.

В одно мгновение он очутился около нее, спрашивая, что ее напу­гало, как она сюда попала, почему не позвала его раньше. Он усадил ее. Принес вина, она отказалась. Она не могла произнести ни слова.

- Что случилось? - повторял он. - Что вас напугало?

Он и сам испугался, на загорелой коже выступили капли пота. Не очень-то хорошо, когда за тобой незаметно наблюдают. Все мы рас­крываемся, источаем что-то необъяснимо интимное, когда думаем, что одни.

- По делу, - наконец выдавила она.

- Дело - ко мне?

- Очень важное. - Побледнев, она безвольно откинулась на спин­ку пыльного стула.

- Сперва вам надо прийти в себя. Вино отличное.

Она слабо отказалась. Он налил стакан. Она выпила. И тут же опомнилась. Каким бы ни было дело важным, не следовало прихо­дить сюда, а тем более пользоваться его гостеприимством.

- Вы, вероятно, заняты, - проговорила она, - а так как я неважно себя чувствую...

- Значит, уходить вам пока нельзя. Да я и не занят.

Она нервно поглядела на открытую дверь комнаты напротив.

- А-а, теперь понимаю! - воскликнул он. - Я понял, что вас напу­гало. Почему же вы не заговорили сразу?

Он повел ее в комнату, в которой жил, и показал ей... ребенка. Она столько думала о нем, о его благополучии, о душе, нравственности, будущих недостатках. Но, как для большинства одиноких людей, он был для нее всего лишь словом, подобно тому, как для здорового че­ловека смерть - лишь слово, а не реальное событие. Реальный ребе­нок, спавший на грязной подстилке, привел ее в замешательство. Он перестал быть отвлеченной проблемой. Перед ней была плоть и кровь, дюймы и унции жизни - восхитительный, не подлежащий со­мнению факт, который произвели на свет мужчина и женщина; к не­му можно было обращаться, со временем он станет отвечать, а впос­ледствии может и не отвечать, если ему не захочется, и станет ко­пить где-то внутри себя собственные, одному ему принадлежащие мысли и удивительные переживания. Он-то и был тем механизмом, к которому последние месяцы она и миссис Герритон, Филип и Ген­риетта заглазно примеряли свои многообразные идеалы: решали, что в свое время он будет двигаться в ту или иную сторону, обязан совершать такие-то, а не другие поступки. Должен принадлежать к евангелистской церкви, обладать высокими устоями, быть тактич­ным, воспитанным, артистичным - превосходные идеалы, ничего не скажешь. Но сейчас, когда она увидела младенца, спящего на гряз­ной тряпке, у нее возникло большое желание не навязывать ему ни одного из этих идеалов, не оказывать никакого влияния, разве ровно столько, сколько содержится в поцелуе или в неопределенной, смут­ной, но искренней молитве.

Но путем длительных упражнений она научилась управлять со­бой, и ее чувствам и поступкам не полагалось пока совпадать. Для то­го чтобы восстановить уверенность в себе, она попыталась вообра­зить, будто находится в своем приходе, и соответственно повела себя.

- Какой замечательный ребенок, синьор Карелла. Как мило, что вы с ним разговариваете. Правда, я вижу, неблагодарное маленькое создание спит! Ему семь месяцев? Нет, восемь, конечно, восемь. Поразительно крупный ребенок для своего возраста.

Невозможно говорить свысока по-итальянски. Поэтому покрови­тельственные слова выговорились искренне приветливо, и Джино улыбнулся от удовольствия.

- Не стойте. Посидим в лоджии, там прохладно. В комнате такой беспорядок, - добавил он с видом хозяйки, которая просит извине­ния за то, что на ковре в гостиной оказалась нитка.

Мисс Эббот прошла в лоджию и села на стул. Джино устроился неподалеку, верхом на парапете, так что одна нога у него стояла в ло­джии, а другая свешивалась наружу, на фоне пейзажа. Красивый профиль четко обрисовывался на туманно-зеленом фоне холмов. «Позирует! - подумала мисс Эббот. - Прирожденный натурщик».

- Вчера сюда заходил мистер Герритон, - начала она, - но не за­стал вас.

Он пустился в затейливое грациозное объяснение. Он на один день уезжал в Поджибонси. Почему Герритоны ему не написали заранее, он бы принял их как следует. Поджибонси бы подождал. Правда, дело у него там довольно важное... Угадайте какое!

Ее это не очень интересовало. Не для того она приехала из Состона, чтобы угадывать, зачем он был в Поджибонси. Она вежливо от­ветила, что не имеет представления, и попыталась вернуться к сво­ей миссии.

- Нет, догадайтесь! - настаивал он, хлопая по парапету ладонями.

Она мягко, но не без яда, предположила, что он ездил туда в по­исках работы.

Он намекнул, что дело далеко не столь важно. А искать работу - затея почти безнадежная. «Е manca posto!» ( не хватает этого!) Он потер большой па­лец об указательный, желая показать, что у него нет денег. Затем вздохнул и выпустил еще одно кольцо дыма. Мисс Эббот скрепя сердце решила проявить дипломатичность.