Олег Лукошин - СУДЬБА БАРАБАНЩИКА. ХАРДРОКОВАЯ ПОВЕСТЬ

– Тут никого нет, – смущённо сказал я, высовываясь из-за куста. – Оно, должно быть, куда-нибудь убежало.

– Кто оно? Глупый мальчик! Это я тебя зову.

Я подошёл.

– Что ты знаешь о силах Истины и Сомнения и об их вечном противостоянии? – задала она вопрос, пристально заглядывая мне в очи.

– Ничего, – ответил я, – я атеист и не верю во все эти поповские сказки.

– Так ты ничего не знаешь об Истине? – строго спросила старуха. – И о непреложной силе Ритма ты тоже не знаешь?.. Смотри у меня! – вдруг сделала она строгое движение ладонью с оттопыренным указательным пальцем. – Если ты не произведёшь Ритм, я тебя в порошок сотру… в пыль… и по ветру развею!

Я ахнул и в страхе попятился, потому что старуха уже потянулась к своей лакированной трости, по-видимому, собираясь меня ударить.

– Госпожа, успокойтесь, – сдерживая раздражение, сказал ей карлик. – Это же не Иэн, не Кози. Это всего лишь несмышлёный мальчик, непосвящённый, да к тому отпрыск той самой, неблагодарной линии четвёртого колена Адама. Мы должны быть готовы ко всему.

Трудно сказать, когда я больше испугался: тогда ли, когда меня хотели ударить, или когда я вдруг оказался отпрыском колена Адама, да ещё и неблагодарным.

Вскрикнув, шарахнулся я прочь и помчался к дому. Взбежав по шаткой лесенке, я захлопнул на крючок дверь и дрожащими руками надавил на выключатель.

И только комната осветилась, как я услышал шаги. По лестнице за мной кто-то шёл…

Крючок был изогнутый, слабенький, и его легко можно было открыть снаружи, просунув карандаш или даже палец. Я метнулся на терраску и перекинул ногу через перила.

В дверь постучались.

– Эй, там, Сергей! – услышал я знакомый голос. – Ты спишь, что ли?

– Кроткая старуха, – сказал он, – осенняя астра! Цветок бездумный. Она, конечно, немного не в себе. Преклонные годы, тяжелая биография… Но ты её испугался напрасно.

– Да, дядя, но она хотела меня треснуть палкой.

– Фантазия! – усмехнулся дядя. – Игра молодого воображения. Впрочем… всё потёмки! Возможно, что и треснула бы. Вот колбаса, сыр, булки. Ты есть хочешь?

Есть я не хотел. Меня другое волновало.

– Дядя, – спросил я, – отчего мы приехали именно сюда, к этой странной старухе? Вы знали её раньше? Она была так нам рада…

Дядя помедлил с ответом.

– Когда-то давно буйные… солдаты, назовём их так,.. хотели разрубить её на куски, а потом сжечь и развеять прах, – ответил дядя. – А я был молод, великодушен, я был за правое дело и вступился.

– Да, дядя. Но если она была кроткая или, как вы говорите, цветок бездумный, то за что же?

– На войне не разбирают. Кроме того, она тогда была не кроткая и не бездумная. Спи, друг мой.

– Дядя, – задумчиво спросил я, – а отчего же, когда вы вступились, то солдаты послушались, а не разрубили и вас на куски?

– Я бы им, подлецам, разрубил! – засмеялся дядя. – За мной был отряд всадников апокалипсиса, да в руках у меня меч-кладенец! Ложись спать, ты мне уже надоел.

Странно, я воспринимал его слова уже не вполне как шутку.

– Дядя, – помолчав немного, не вытерпел я, – а какие это были солдаты? Белые?

– Ложись, болтун! – оборвал меня дядя. – Обыкновенные были солдаты: две руки, две ноги, одна голова с рогами и секира. А если ты ещё будешь ко мне приставать, то я тебя выставлю на улицу.

…Мои пытливые расспросы, очевидно, встревожили дядю. Через день, когда мы гуляли над Днепром, он спросил меня, хочу ли я вообще возвращаться домой. Поздним вечером предыдущего дня мы сделали первую запись в студии, расположенной в подвале мрачного дома, во время которой старуха-хозяйка, стоя за спиной звукорежиссёра-карлика, воздевала руки к небу и истошно выкрикивала причудливые фразы на неизвестном мне языке. Моей барабанной партией все остались недовольны.

Я задумался. Нет, этого я не хотел. После всего, что случилось, Валентинин муж, вероятно, уговорит её, чтобы меня отдали в какую-нибудь исправительную колонию. Но и оставаться с дядей, который всё время от меня что-то скрывал и прятал, мне было не по себе.

И дядя, очевидно, меня понял. Он сказал мне, что, так как я ему с первого же раза понравился, то, если я не хочу возвращаться домой, он после записи нашего альбома отвезёт меня в Одессу и отдаст в хардроковую школу.

Я никогда не слыхал о такой школе. Тогда он объяснил мне, что есть такая школа, куда принимают талантливых мальчиков лет четырнадцати-пятнадцати. Там же, при школе, они живут, учатся, потом распределяются по известным рок-группам, а те, кто умён, создают и свою собственную. В люди выходят все.

Я вспомнил вчерашний пароходный гудок, и сердце моё болезненно и радостно сжалось. «За что? – думал я. – И для чего же вот этот непонятный и даже какой-то подозрительный человек заботится обо мне и хочет сделать для меня такое хорошее дело?»

– А вы? – тихо спросил я. – Вы тоже будете жить в Одессе?

– Нет, – ответил дядя. – Разве я тебе не говорил, что я живу в городе Ленинграде, заведую музыкальным журналом и занимаюсь продюсерской деятельностью?

«Не беда! – подумал я. – Ну и пускай в Ленинграде. Так, может быть, даже лучше».

Щёки мои горели, и я был взволнован. «Проживу один, – думал я. – Начну всё заново. Буду учиться. Буду стараться. Буду барабанить. Смотреть в бинокль. Ждать отца. Вырасту скоро. Надену чёрную повязку… Вот я сижу за ударной установкой. Раз, два, три, четыре! Поехали!.. Вот она, стоит в зале и машет мне своими трусиками, а потом швыряет их на сцену… Нина! Привет, Нина, привет! Уплываем в кислотный трип. Смело поведу я корабль через бури, через туманы, мимо жарких тропиков. Всё увидим, всё познаем – приедем и расскажем чувакам о прекрасной стране Запределье, к которой каждому хотя бы раз в жизни необходимо побывать».

И так замечтался я, что не заметил, как встал со скамьи, куда-то сходил и опять вернулся мой дядя.

– Но пока тебе будет скучно, – сказал дядя. – Несколько дней я буду отвлекаться на другие дела. И, чтобы ты мне не мешал, давай познакомимся с кем-нибудь из ребят. Будешь тогда всюду бегать, играть. Посмотри, экое кругом веселье!

Ребят на площадке было много. Они лазили по лестницам и шестам, кувыркались и прыгали на пружинных сетках, толпились около стрелкового тира, бегали, баловались и, конечно, задирали девчонок, которые здесь, впрочем, спуску и сами не давали.

– С кем же мне, дядя, познакомиться? – растерянно оглядываясь, спросил я. – Народу кругом такая уйма.

– А мы поищем – и найдём! – ответил дядя и потащил меня за собой.

Он вывел меня к краю площадки. Здесь было тихо, под липами были расстелены коврики и торчала будочка с благовониями.