Сергей Морозов - Великий полдень

Я не придавал этому большого значения. Даже видел в этом определенные положительные стороны. Например, мой Александр не столько пострадал в игре (я имею в виду инцидент с Братцем Кроликом), сколько укрепил характер и в результате, помирившись с Косточкой, упрочил среди сверстников свой авторитет. В школе он и подавно слыл за интеллектуала и аристократа, то есть, в соответствии с детской кастовой классификацией, мог считаться «жрецом». Не даром он был моим сыном. С младых ногтей усвоил многие полезные навыки и знания, — еще с той поры, когда играл возился с макетом Москвы. Старшие дети его ценили, а младшие уважали необыкновенно. Что же касается «плохих мальчиков», то они не только никак его не задевали, но, кажется, даже покровительствовали и держали под своей защитой.

Как то я поинтересовался у сына, участвуют ли в игре дети из Пансиона.

— Ну конечно, — ответил Александр. — Мы все живем в одном мире.

Этого и следовало ожидать, ведь «Великий Полдень» был игрой в компьютерной сети, то есть игра могла объединить неограниченное количество участников независимо от их местонахождения.

— И кто же у вас там всем распоряжается, кто командует? — спросил я. — Неужели опять Косточка?

— А кто же еще? — удивился сын и с явными любовью и уважением прибавил: — Конечно, он! Он лучше всех!

— Вот как… А мне казалось, что ты весьма преуспел в игре и тоже мог бы командовать.

— Нет, мы хотим, чтобы всем командовал он. Мне поручена другая сфера. Меня ведь в «Великом Полудне» называют как тебя — Архитектором.

— Да что ты? Вот это здорово!

Можно представить, какой бальзам пролился на мое отцовское сердце и как я обрадовался и возгордился, когда узнал, что приятели прозвали моего Александра «Архитектором»!

— Косточка главный, а я его левая рука. Второй заместитель и советник, — с гордостью сказал он.

— Ты левая… А кто же его правая рука? — машинально поинтересовался я. — Кто первый заместитель и советник?

— Вова, — ответил сын.

— Вова? — удивился я. — Какой такой Вова?

— Ну, — нетерпеливо дернул плечом Александр, — просто Вова и все… Наш главный Идеолог. Мы знаем его только по игре. Кажется, он живет где то за Городом. У него с Косточкой свои особые отношения. Напрямую он общается только с ним.

— Понятно, — кивнул я, хотя мало что понял.

Какой то еще Вова объявился у них. Главный Идеолог и патриций. Вроде верховного жреца, вторая персона после фараона. Впрочем, что тут удивительного: они во всем хотят походить на нас, на взрослых.

Я снова не удержался от вопроса:

— А какая такая у вас идеология, если не секрет? Что этот Вова пропагандирует?

— Почему — секрет? У нас вообще нет никаких секретов. Наоборот, у нас самое главное — правда. Это и есть наша идеология. Абсолютная правда. Мы никогда не врем друг другу. Поэтому то и называемся патрициями, понимаешь?

Я оценил его деликатную сдержанность. На это раз он не стал продолжать фразу, которая конечно должна была закончиться «а вы, взрослые, тем и отличаетесь, что все время врете, и, стало быть, вы — плебеи».

— Очень хорошо, — улыбнулся я.

— Что ты улыбаешься, папочка! — почти с обидой проговорил Александр. — Ты просто ничего не понимаешь. Ах, если бы ты только мог понять! Ты бы не был таким…

— Я не улыбаюсь, — поспешно сказал я. — То есть я улыбаюсь, но не так улыбаюсь. Я не насмехаюсь. Я просто радуюсь. И очень даже понимаю. Ваше стремление к правде очень похвально. Меня оно действительно радует. Когда я был маленьким, мы тоже играли во всякие такие игры. Правда и честность — великие вещи. Особенно в детстве, между друзьями… Если откровенно, — задумчиво продолжал я, — когда мы стали взрослыми, у нас это как то стерлось, позабылось. Видишь ли, Александр, когда человек взрослеет, у него появляются другие идеалы.

— Какие еще могут другие идеалы? — проворчал сын.

— Ну как же! А красота? А истина? А добро? А счастье? А вера?.. — выдохнул я. — А любовь, наконец! В результате, — улыбнулся я, — пожалуй, и не знаешь, к какому идеалу стремиться, а одновременно невозможно…

— Любовь!.. Правда главнее вашей любви, и вообще выше всего! — убежденно заявил Александр, и мне показалось, в его голосе послышались презрительные нотки.

— Ну не скажи, милый. Хотя… Может быть… — Я не стал спорить.

Прекрасный и наивный детский максимализм. Может быть, его то нам и не хватает. В конце концов, это чисто философский вопрос — что главное.

Я почувствовал себя ужасно растроганным. Мы немного помолчали, и я подумал, что скорее всего, все должно быть едино. Все идеалы, в том числе и эти самые правда с любовью, есть часть целого. К сожалению, я не мог объяснить этого Александру, даже если бы хотел. Поскольку, положа руку на сердце, сам ясно не понимал… По боку мысли! К черту их!.. Чувства важнее любых мыслей. Когда я смотрю на свою Москву, на Шатровый Дворец, у меня появляется такое ощущение, что передо мной воплощение и средоточие всех идей и идеалов. Тут вам и правда, и красота, и любовь, и вера… Но, к сожалению, этого я тоже не мог объяснить моему милому Александру.

— А как насчет России? — спросил я немного погодя. — Тот флаг, который я видел в игре над Шатровым Дворцом, это ведь флаг России. Следовательно, в игре появилась своя Россия, так?

— Почему — «своя»? — снова дернул плечом Александр. — Россия и есть Россия. Одна и та же.

— Ну да, конечно, — улыбнулся я. — Все должно по настоящему. И у вас тоже должна быть своя Россия…

В общем, и игра и все, что было с ней связано, представлялось мне довольно безобидным делом.

Однако очень скоро в нашем окружении стали происходить один за другим довольно неприятные инциденты.

Первый серьезный инцидент произошел в семье Папиного бухгалтера. Лиза, его десятилетняя дочка, когда родитель отвернулся, пошалила с его персональным компьютером (совсем как Гаррик со Славиком в истории с «генералиссимусом»!), в результате чего с банковского счета уплыло несколько сотен тысяч новых червонцев. Сумма не то чтобы фантастическая, но весьма ощутимая. Перевод денег был осуществлен до того виртуозно, что даже специально проведенное расследование не дало никаких результатов. Кое какие косвенные факты указывали на то, что к этому был причастен Косточка. У мальчика были свои счета в мировых банках, и спецслужбы знали о соответствующих перечислениях. Папу, кажется, даже позабавила оборотливость сына, которого он воспитывал в спартанском духе и всячески растравливал, словно молодого волчонка. В общем, деньги как в воду канули: расследование спустили на тормозах, бухгалтер был помилован и буквально на коленях умолял Папу позволить им определить маленькую негодяйку на перевоспитание в Пансион.