Сергей Морозов - Великий полдень

Нельзя сказать, чтобы эти доводы Феди Голенищева возбудили в пассажирах дирижабля чрезмерный энтузиазм. По прежнему слышались обеспокоенные реплики.

— Я также распорядился, — продолжал Федя, видя, что публика волнуется, — чтобы в Москву впустили всех наших сторонников, всех членов региональных отделений России, которые пожелают составить своеобразное мирное ополчение. Затем при поддержке армии мы разошлем во все концы своих новых представителей. Они начнут интенсивно внедрять наш прогрессивный опыт на местах. Вдохновляющие лучи Москвы проникнут в каждый темный угол нашей бедной державы…

Мне показалось, что нашего лидера начали утомлять и даже раздражать малодушие и пессимизм приближенных, и он нарочно, как бы в насмешку, с тонкой иронией заговорил подобным псевдопатриотическим тоном.

Затем Федя поощрительно хлопнул по плечу рвущегося в бой Петрушку, предоставив ему развить и дополнить свои тезисы, а сам удалился в специальную кабинку, где располагалась правительственная связь — чтобы заполучить самую свежую информацию с земли и отдать соответствующие распоряжения. А может быть, просто чтобы выдержать паузу.

Петрушка тоже стал убеждать всех, что причин для беспокойства абсолютно никаких. Я с некоторым удивлением обнаружил, что многие его доводы шли вразрез с тем, что я слышал от него буквально несколько минут назад. В частности, он упирал на то, что раскола и противостояния, наметившихся было внутри армии, удалось избежать, что, якобы, все воинские части добровольно объединяются под славным руководством генералиссимуса Севы Нестерова, а из нахлынувших в столицу разношерстных элементов большую часть составляют искренние, хотя и несколько дикие сторонники России, которые просто не умеют выразить своих верноподданнических чувств, — что, мягко говоря, явно не соответствовало действительности и было, конечно, даже не преувеличением, а грубой ложью.

Увы, энтузиазма по прежнему не прибавлялось, хотя и раздались отдельные возгласы, выражавшие одобрение позиции лидера, а также полную готовность следовать за ним в светлое будущее. Возгласы эти раздавались, главным образом, со стороны натурализовавшихся почетных бандитов из местных органов самоуправления.

— Как бы там ни было, уважаемые, — с усмешкой сказал Петрушка, обращаясь к тем, у кого на лицах были написаны страх и малодушие, — направить дирижабль за пределы Москвы невозможно — чисто технически. Где гарантия, что какой-нибудь хулиган или псих не выпустит по нам с земли ракету?

— А как же вертолетный эскорт? — робко напомнили малодушные. — А как же доблестные вооруженные силы?

— Во первых, вертолетному полку поставлена задача охранять Москву, и вертолеты должны экономить топливо, а во вторых… во вторых, вам и знать не обязательно! — ухмыльнувшись, отрезал он. — Положитесь на профессионалов!

Пассажиры принялись шептаться, а Петрушка неожиданно прибег к авторитету о. Алексея. Он уже несколько раз что то горячо шептал священнику. Все знали, что он был представитель патриарха, видимо, любимец и, может быть, даже духовный восприемник. Старый владыка почти не вставал с одра болезни, и с некоторых пор наш о. Алексей стал его во всем заменять. Известны были также главные темы их бесед: беспокойство владыки относительно судеб столицы и Москвы, постоянная забота о том, чтобы они — два сердца России, где столь возможны всяческие искушения и напасти, — не остались, упаси Боже, без светлого и охранительного духовного водительства.

Наконец, Петрушке удалось убедить о. Алексея выступить перед избранной публикой, и низким, словно густеющий мед, баском наш батюшка сообщил, что беспокоиться действительно не о чем. Вот и монахи могут подтвердить. Якобы где то в отшельнических кельях, в глубоких иноческих катакомбах были исчислены все сорок уровней бытия — прошедшего, настоящего и будущего. И показали эти исчисления, что не подошел еще срок и что нескончаемыми и горячими молитвами неких праведников, как несокрушимым щитом, столица укрыта от разорения.

— Даст Бог, все обойдется, милые мои, — улыбнулся о. Алексей. — Только верьте и веры твердой своей не теряйте.

— А на душе то неспокойно, батюшка! — послышались малодушные женские голоса.

— Не сидеть же сложа руки, когда кругом такое творится! — присоединился к ним мужской ропот.

Петрушка снова что то зашептал о. Алексею.

— Конечно, — радостно улыбаясь, закивал о. Алексей, — конечно! Мы с вам, дорогие мои, и не будет сидеть сложа руки. А давайте ка вот что… Завтра же поутру соберемся, вооружимся святой силой наших великих чудотворных икон и всем миром устроим вокруг Москвы крестный ход. Всем миром помолимся! Помолимся так горячо, что черная туча сокроется, словно ее и не было.

Как ни странно, но подобные доводы и предложения возымели на именитых пассажиров дирижабля самое благоприятное и ободряющее действие. Не то чтобы наступило успокоение, но атмосфера несколько разрядилась. По крайней мере дискуссия не переросла в склоку с взаимными обвинениями и эксцессами, вызванными паникой, — так, чтобы потребовалось вмешательство охраны.

Петрушка пустил по рукам листки, где все желающие могли записаться на участие в очередном мероприятии — крестном ходе вокруг Москвы, поскольку потребуются специальные пропуска, соответствующие меры безопасности и т. д. Я, на всякий случай, конечно, тоже записался.

Через некоторое время Федя Голенищев снова занял свое место. Он счел необходимым еще раз объяснить свою позицию и обратился к публике терпеливо и по родственному тепло.

— Сейчас мы посадим дирижабль туда, откуда он взлетел, — твердо заявил Федя, но потом с презрительным оттенком прибавил: — Конечно, все желающие смогут немедленно покинуть Москву по специальным эвакуационным тоннелям, которые будут разблокированы в любой момент как только это понадобиться… Лично я ни за что не покину Москвы!

Сделав это заявление, Федя Голенищев надел очки и углубился в какие то бумаги. Должно быть, демонстративно. А впрочем, ему действительно было о чем поразмыслить.

Дирижабль, сделавший несколько кругов над Москвой, вновь стал снижаться к Шатровому Дворцу. Маневрирование, по причине гигантских размеров «летающего острова», происходило чрезвычайно медленно, и еще в течении часа пассажиры могли любоваться панорамой как при помощи биноклей, так и невооруженным глазом.

Хотя и я не относился к числу малодушных, но сразу после посадки сел в один из микроавтобусов, отправляющихся из Москвы по эвакуационному тоннелю, чтобы выехать в Город. Я намеревался вернуться в Москву, как только побываю дома. Нужно же было посмотреть, как там мои, все ли в порядке… Впрочем, энтузиастов, которые решили остаться на празднике в Москве, тоже оказалось предостаточно. Я обратил внимание, что число гостей как будто даже возросло. Правда, публика все больше становилась какой то подозрительно пестрой.