Сергей Морозов - Великий полдень

Едва я уселся за столик, возле меня уже стоял предельно любезный официант.

— Чего изволите?

Сначала я хотел дождаться доктора, но передумал и, слегка прищелкнув пальцами, с улыбкой сказал:

— Один. Двойной. Погорячее, да чтобы с пенкой, с пенкой… И, пожалуй, рюмку ликера, лимонного, что ли.

— Момент! — ответил официант и исчез.

Не успел я задуматься, как передо мной уже стояла чашка с дымящимся благородным напитком и рюмка с веселым желтеньким ликером. Я тут же поднял чашку, поднес ко рту и едва коснулся губами густой и пахучей кофейной пенки. Трудно сказать, что лучше: обонять кофе или наслаждаться его вкусом. Впрочем, это, конечно, как говорится, не вопрос.

Я глядел сквозь прозрачные стены кафетерия на людей, проплывающих мимо на движущихся дорожках, пил ликер, и мне стало мерещиться, будто я засыпаю. Но я, конечно, не спал. Мне припоминались тысячи разных вещей. Мелькали мысли о Майе, о записке, о маршале Севе, о шатенке с ничего не обещающими изумрудными глазами, о Деревне, о Косточке и Александре…

Движение на дорожках было интенсивным в обе стороны. Вот-вот должен был появиться доктор. Я взглянул на часы, а затем снова в сторону КПП. В этот момент посетители кафетерия разом приподнялись со своих мест, чтобы получше рассмотреть популярного телеведущего в интенсивно малиновом пальто. Он раскланивался в обе стороны, перемигивался с охраной, откалывал какие-то шуточки. Люди вокруг охотно хохотали. Посетители кафетерия, наблюдавшие его через стеклянную стену, шуток, естественно, не слышали, но тоже как по команде принялись хохотать. На телевидении он постоянно вел шоу, главной приманкой которых являлись всевозможные денежные призы. Золото и банкноты сыпались там как из рога изобилия. Казавшийся на телеэкране молодцом, в натуре он был малоросл, рыхл и плешив. Крашеные черные кудряшки, завитые на висках, лихо торчали в стороны. Он размашисто и обильно, в своей обычной манере жестикулировал, то и дело приподнимался на носках и вертелся, словно песик на задних лапках, в надежде получить кусок сахара, хотя в народе его считали миллионером…

Тут я углядел нашего горбатого доктора с всегдашней трубкой в зубах. Он бросил острый взгляд сквозь стеклянную стену и, найдя меня, приветственно тряхнул своей пиратской бородкой. Он только что прошел контроль и, миновав турникет, поравнялся с телеведущим. Наш доктор не был телезвездой, но смотрелся не менее колоритно. Они были знакомы и могли бы составить забавный дуэт. Парочка раскланялась. Доктор с невозмутимым видом перебросил трубку из одного угла рта в другой, приподнял широкополую темно-зеленую шляпу, громко что-то сказал, телеведущий ответил. Люди вокруг так и покатились со смеху. Охранники в камуфляжных костюмах хохотали, прижав к животам короткоствольные, словно игрушечные, автоматы. Парочка обменялась рукопожатием. Движущие дорожки развозили остряков в противоположные стороны…

Следом за телеведущим ехал гориллоподобный Ерема, брательник Парфена, в лакированных ботинках апельсинового цвета, облаченный в пестрый дорогой костюм с немыслимо фатовским широким галстуком, громадными золотыми запонками. Под костюмом у него перекатывались бугры мышц, а глаза горели желтоватым, мертвенно-тусклым светом. За долю секунды я успел сообразить, что сейчас произойдет нечто вопиющее и ужасное. Напряглась и замерла охрана — как бы пытаясь сориентироваться в пространстве и определить источник еще неведомой угрозы.

Телеведущий, размахивая руками, еще раз приподнялся на цыпочки. Видимо, он силился послать вдогонку доктору последнюю остроту, а доктор, со своей стороны, с достоинством попыхивая трубкой, благосклонно ждал. Тут-то Ерема и шагнул вперед. Мне показалось, что он намерен взять известного телеведущего, по слухам, миллионера в заложники. Или что-то в этом роде. Но одной рукой Ерема небрежно и мощно смел звезду телеэкрана со своего пути, так что тот кубарем покатился под ноги охране. В другой руке красиво и хищно сверкнула сталь тяжелого, зазубренного с двух сторон абордажного тесака. То, что произошло потом, показалось мне невероятно бессмысленным, лишенным какой бы то ни было логики. Даже так сказать с визуальной точки зрения: все происходило среди нарядной публики, среди нежной и буйной цветовой гаммы под стать палитре экспрессионистов-абстракционистов и не имело ничего общего с примитивно-грубой уголовной реальностью, с изощренной эстетикой циничного кинематографа. Картина словно распалась на мутно-радужные пятна — желтые, розовые, голубые и зеленые, как будто я галлюцинировал в гриппозной горячке. Конечно, это была галлюцинация. Что-то приторно-слащавое, лилейное, почти кондитерское. Точь в точь, как конфетные декорации дегенеративных шоу любимого телеведущего, в апофеозе которых щедро разбрасываются ассигнации и с оглушительным звоном рассыпаются золотые червонцы… Но сходство было лишь внешнее. В этом шоу были заготовлены иные спецэффекты. Нельзя сказать, что служба безопасности замешкалась или растерялась. Просто все случилось в считанные мгновения. Громадный Ерема скакнул прямо на доктора. Локтем стиснул его голову у себя под мышкой. Охранники, как гепарды, мгновенно бросились к ним, чтобы отбить гражданское лицо у террориста. Но не успели они приблизится, как вооруженный злоумышленник вдруг отпустил жертву, а может быть, горбун оказался достаточно силен и вырвался сам. По крайнее мере эти двое уже двигались в противоположных направлениях. В следующее мгновение все увидели, что бандит держит двумя пальцами рельефные, как морские ракушки, уши. Да! Я прекрасно рассмотрел, что это были именно уши. Он держал их на отлете, словно что-то живое. Впрочем в тот момент они, конечно, и были еще живыми. Ерема непредсказуемыми зигзагами и прыжками нырнул в самую гущу толпы и, выставив вперед левое плечо, как опытный регбист, стал дерзко и успешно прорываться к выходу и уворачиваться от охранников. Между тем горбун, шатаясь, вслепую загребая руками, словно в игре в жмурки, брел неведомо куда. Публика в ужасе шарахалась в стороны, что создавало дополнительные сложности охране. Только теперь я увидел, что нежная экспрессионистская палитра меняет цветовую гамму, будто кто-то забрызгивал ее из мощного пульверизатора самой яркой и пронзительной алой краской — свежей кровью, которая так и сифонила струями из зияющих ран на месте отрезанных ушей. Потом доктор рухнул поперек все еще движущейся дорожки, и она потащила его дальше. Наконец транспортер замер. Догадались-таки его застопорить.

Если все это мне снилось, то я давно уже должен был проснуться. Но я не просыпался.

Я вскочил и бросился вон из кафетерия. На улице я успел застать финал инцидента. Несмотря на свой громадный рост и кажущуюся неповоротливость, Ерема оказался изворотлив и неуловим, как матерый волк. Охранники, заметно отставшие, не могли стрелять по причине большого скопления народа. Шлепая огромными ножищами прямо по лужам, Ерема легко оторвался от преследования и впрыгнул в открывшуюся дверцу приземистого спортивного автомобиля. Машина тут же рванула с места, понеслась по Дорогомиловской улице и, свернув за угол, исчезла в Городе. Я бросился в обратном направлении и попытался пройти на КПП, но там уже наглухо стояло оцепление. Впрочем, теперь уж и смотреть-то было собственно говоря не на что.