Александр Бялко - Роман с физикой, или За всех отвечает любовь

– А это далеко?

– Два часа от Москвы на поезде.

– Я не против. Когда?

– В следующий вторник.

– Просто прекрасно. В понедельник у меня аспиранты, а вторник можно пропустить. Вы мне приглашение дайте, чтобы я все оформил.

– Вот мне как раз два прислали, – Борков протянул Изотову бумажку. Заполните и оно ваше.

Взрослые мужчины, ученые и солидные люди затеяли детскую игру. Зачем им нужен был Тамм? Что мог великий физик сказать о будущем? Знал ли Сахаров, что его ждет? Нет, конечно. Тогда зачем ехать? Эти простые вопросы должны были прежде всего задать себе и друг другу наши герои. Но они почувствовали власть над временем, заглянули в бездну и вместо того, чтобы ужаснуться и отпрянуть от нее – стали играть на краю пропасти.

Ученые распрощались. Изотов снова побрел к троллейбусу. Ему не хотелось домой. Не хотелось без конца слушать упреки жены. Но он утешал себя тем, что у настоящего философа должна быть злая жена. Он вспоминал Сократа и его Ксантиппу, вспоминал разные байки и мифы, которые уже две тысячи лет рассказывают про них. Это очень помогало выслушивать собственную жену, проводя философские аналогии.

В понедельник Изотов как всегда пришел на кафедру. Кафедра философии – это просто комната. В ней сидит секретарша за пишущей машинкой и больше никого. Рядом кабинет Изотова, на котором написано – Заведующий кафедрой марксистко-ленинской философией А.Ф.Изотов. Вот и все хозяйство.

Надо, наверное, напомнить, что в то время самой нужной специальностью в университете были машинистки. Компьютеры тогда еще занимали целые залы и не могли толком заменять пишущие машинки. Японская фирма Эпсон еще совсем недавно изобрела принтер. И он стоил дороже автомобиля. Все хотели видеть статьи, диссертации и дипломы напечатанными на бумаге, но это могли сделать только скромные машинистки. Они везде были нужны.

У Изотова на кафедре за машинкой сидела молоденькая Наташа. Печатала она неважно, и кроме того, училась на вечернем, но с работой справлялась. В этот день Наташа вся сияющая встретила Изотова.

– Что случилось? – вместо здравствуйте произнес Изотов.

Секретарша, тоже без здравствуйте, ответила радостно:

– Ухожу на диплом!

– Когда? Сейчас же осень. Ах, да, – поправил себя Изотов, – у вечерников как раз сейчас.

– Вот приказ ректора, мне по КЗОТу полагается оплачиваемый отпуск.

– А я как? Кто эти статьи и все такое будет печатать? – Изотов показал на ворох бумаг.

– Найдете кого-нибудь, – утешила его Наташа.

Изотов понял, что расставаться с этой кареглазой умной и смешливой девчонкой ему труднее, чем с родной женой.

– Сегодня как?

– Да, посижу еще, – утешительно сказала Наташа.

Изотов взял почту и молча пошел в свой кабинет рядом. Посмотрел на полки с трудами Маркса и Ленина. В дверь постучали.

– Да!

В дверь вошел его заместитель – Кондратов.

– Это ты, Миша, здравствуй.

– Здравствуй, – они пожали руки.

– Я вот чего пришел, – Кондратов курил трубку и не выпускал ее изо рта. Ложусь в больницу.

– Что вы сговорились?

– С кем? – философски заметил доцент Кондратов, – Ты не смейся, Саша. По пустякам я не стал бы беспокоить, ты же меня знаешь.

Кондратов был заместителем формально, ставка такая была. (В советские года набирали работников не тех, которые нужны, а тех, на которых были ставки, поэтому полстраны числилось не на той работе, которая была записана в трудовой книжке.)

В обязанности Кондратова входило подменять Изотова, когда тот отсутствует, больше ничего. В остальное время он читал студентам лекции и писал научные работы, как все философы.

Изотов понял, что случилось что-то серьезное.

– Заболевание тяжелое? – осторожно спросил Изотов.

– Легкое.

– Это хорошо.

– Легкое хотят отрезать и курить запретить, – пожаловался Кондратов.

Изотову стало плохо. Рак тогда – это был приговор. Он обнял старого товарища по университету.

– Ты держись Миша. Отрежут – ничего и с одним проживешь.

– Я постараюсь. Трубку вот жалко курить не разрешают.

– Иди Миша, расслабься. Я тут твои группы студентов распределю, ты не волнуйся. Иди, лечись.

– Пойду я, – философски спокойно сказал Кондратов.

– Иди и не бойся.

– Пока.

Изотов остался и без заместителя, который всегда выручал его со студенческой скамьи. Другой его зам – Шварцман, был как всегда, в отпуске. По житейски Изотов знал, что беда не приходит одна, но философски никак не мог осмыслить произошедшее.

В дверь снова постучали:

– Можно, Александр Федорович? – в дверь заглянула милая кудрявая головка.

– Это ты Люба, заходи.

– Я вот насчет статьи в вопросах философии.

– Проходи, проходи Люба. Первый раз сегодня без плохих новостей.

– А что случилось?

– Да, вот все на кафедре разбежались – кто куда.

Изотов посмотрел на Любу. Еще совсем молодое, даже детское лицо. Явно смущается и краснеет перед своим научным руководителем. Уважает, а, может быть, влюбилась по молодости, – подумал Изотов. Но Изотову пришла в голову совсем другая мысль.

– А что вы делаете завтра?

– Как всегда в библиотеке и на кафедре.

– Чудесно!

– Люба, выручите меня. На кафедре никого, а мне срочно на конференцию надо съездить, не далеко, под Москвой. Замените меня, да и всех, остальных на пару дней. Посидите на телефоне?

– А что отвечать?

– Что за всех отвечает Любовь, – как твоя фамилия?

– Князева.

– Я помню. Спрашиваю потому что, может быть, ты уже фамилию поменяла?

– Нет, Александр Федорович, я бы вам сказала. Первому.

– Ну, вот и хорошо. Завтра прямо с утра садитесь у телефона, занимаетесь своими делами, диссертацией и статьей. Машинка в твоем распоряжении. Если надо что-то напечатать, – пожалуйста. Ты умеешь?

– Немного.

– Прекрасно! Преподаватели часто в перерывах заходят, расписание посмотреть, и поболтать, да ты знаешь все и без меня. Курить не разрешай. Ключик у вахтера возьмешь, распишешься. Вечером сдашь, опять распишешься.

– А вас долго не будет?

– День, максимум два.

– Хорошо, Александр Федорович, я все сделаю, как вы сказали.

– Вот и ладно, а теперь и статью можно посмотреть. Я с редактором Вопросов философии уже говорил, твою статью примут. Обращайся прямо к главному редактору.

– Спасибо.

Философы погрузились в бездны марксистской философии. Дальнейший их разговор не представляет никакого интереса. Не лучше, чем разговор средневековых схоластов.

Это не подражание великому гению русской литературы Венедикту Ерофееву и не пародия на великие Москва-Петушки. Правда состоит в том, что не только писатели ездили на электричках. В них в разных направлениях ездили физики и философы, химики и лингвисты, и вообще нет такой профессии, чтобы нельзя было написать Москва – Снегири или Москва – Подъелки. Физики ездили Москва – Дубна через Вербилки. И все выпивали.