Александр Бялко - Роман с физикой, или За всех отвечает любовь

– Хорошо, пусть не Химки, а Хомки. Так что же здесь произошло?

– Высадился немецкий десант. Захватывать господствующую высоту и готовить плацдарм для основных сил.

– Прямо здесь?

– Вот тут. Видно, что тут холмы, Борков показал в окно.

– И вот в один из не очень погожих ноябрьских дней 41-го жители Хомок с удивлением обнаружили у себя на улице немецкий спецназ.

– Что, они прямо по улицам ходили?

– Бегали с автоматами.

– Посреди деревни у сельпо стоял телефон, который забыли отключить, так быстро война вошла в эти места. В деревне одна женщина работала в Москве в министерстве обороны простой уборщицей. Она, наверное, и сейчас жива, я разговаривал с ней несколько лет назад.

Так вот она нашла в кармане двадцать копеек и позвонила на работу, – приходить или не приходить на работу – немцы в городе.

Дежурный по наркомату обороны ей говорит: – ты что баба с ума сошла, какие немцы? Она подробно, стоя в будке телефона-автомата, рассказывала дежурному офицеру какие немцы, сколько их какие знаки различия на пагонах чем вооружены и все такое.

Через час тут уже были отборные части НКВД. Немцев тихо повязали, а следующую группу десанта расстреляли еще в воздухе. Так немцы и не взяли Москву.

И все из-за двадцати копеек. А если бы их не нашлось?

– Страшно подумать. Немцы могли бы выиграть вторую мировую войну! Где бы были мы сейчас? В Германии – немецкими рабами?

Поезд уже подлетал к Хлебниково. Там у Боркова был уже другой рассказ про войну. Но прежде хотелось бы обратить внимание читателей на то, как иногда слепы бывают люди. Оба ученых мужа, умнейшие и образованнейшие люди страны, не обратили внимание на урок истории. Причем этот урок один из них сам рассказал, как учитель. Он мог бы заметить, как хрупка история и что переломить ход событий можно очень легко. А вот восстановить, его потом порой просто невозможно. Такая вот опрокинутость во времени, как говорил философ Жан Поль Сартр.

С высокой насыпи было хорошо видно завод с большой кирпичной трубой.

– Этот завод – тоже история. Завод этот попадал во фронтовую зону. Тогда в 41 —м была объявлена эвакуацию, А трубу приказали взорвать. Она служила прекрасным целеуказателем для немецкой артиллерии. Видите, как торчит, – далеко видно.

Борков снова наполнил стопки на раскладном столике.

– Так вот директор завода под угрозой расстрела отказался взрывать трубу.

– И что?

– Стоит до сих пор. Трубу строили тогда несколько лет. Немцев через неделю отбросили от Москвы подальше, а в Хлебниково, у одних них на всю округу было тепло, работа и хлеб.

– А в Дубне мы не заблудимся? – неожиданно спросил Изотов поднимая стопку.

– Нас встретит мой соискатель. Володя Кушаченко. Он там в длительной командировке.

Володя Кушаченко пришел к Боркову молодым специалистом. Кому-то надо было мерить нейтринный фон вселенной, а делать это лучше вдалеке от московской суеты. Лучше Дубны места не придумать. Хорошая аппаратура, вежливое обращение персонала. Володя измерял неделями этот фон. И больше делать было нечего. Конечно, отказаться было невозможно. Кроме зарплаты шли командировочные, и полагались бесплатные талоны на обед за вредность, которой не было. За счет института ему снимали номер в гостинице. В Москве ничего этого бы не было, да еще снимай квартиру за свой счет. Больше того, ему нравилась Дубна, милый чистый город.

Кроме приборов Володя привозил из Москвы канистру спирта – протирать приборы. Но во время измерений их не то, чтобы протирать их трогать нельзя. И Володя стал настаивать спирт на всем. Летом он уходил на Волгу и, искупавшись, рвал в заливных лугах зверобой, мяту, калган. На окраине Дубны сохранилось сельпо, там он покупал кедровые орешки и на них настаивал спирт. Получалась замечательная настойка цвета коньяка, а орешки внутри были пустые – спирт высасывал все. Осенью была клюква и калина. Вкус клюковки все знают, а настойка калины пахла детской микстурой от кашля и была лечебной.

Закончилось это тем, что Володя понял, что если он в обед не выпивает бутылку водки – ему становится плохо. Он выпивал, а его крепкий молодой организм требовал еще.

Относительно этого качества своего сотрудника Борков был не в курсе.

Недалеко от Яхромы коньячная бутылка заметно опустела.

– А вот теперь пример сообразительности, – продолжил историю войны Борков.

Подъезжая к Яхроме, поезд огибал гору, и хорошо видно было памятник солдатам на горе.

– Вот тут была линия фронта – по каналу, – показал Борков.

– Всю осень немцы не могли перейти канал, а когда ударили морозы, они решили начать танковую атаку прямо через канал по льду. Наши были не готовы. Вообще-то с противотанковой техникой у нас было плохо. Противотанковые ружья только, да и все.

Пару танков прорвались через канал, остальные двинулись на лед канала.

– И как их потом выбили?

– Никак. Один молодой лейтенант, из местных, побежал и открыл шлюз. Вода ушла из-подо льда, и танки провалились в воду. Местные жители говорят, что один танк до сих пор здесь лежит. Очень дно илистое, достать его не смогли.

– Это врут.

– Конечно, но за остальное отвечаю.

Доктора разных наук выпили. Осталось еще на раз.

– А вот поворот дороги, где разбился великий физик Ландау. Ехал, как мы в Дубну, тоже осенью, утром дорогу подморозило, и машина вот здесь на повороте врезалась в стоящий каток.

– Он, кажется, остался жить.

– Да, но был уже не тот.

Профессора налили по последней, и понимающе выпили не чокаясь.

– А скоро Дубна? – спросил Изотов.

– Да около часа, вот уже к Дмитрову подъезжаем. Главное, чтобы ехать без задержек. Дальше идет одна колея. Можем долго прождать встречного в Орудьево.

– А сама Дубна прекрасна. Чистый, опрятный город, весь в цветах. Так за ним следят, просто чудо. Как не у нас. Знаете, когда я первый раз в Дубну приехал, была золотая осень, первые заморозки. Выхожу в город, а там цветы закрыты целлофаном. Полиэтилена еще никакого не было. Как в Швейцарии. Замечательно! Захожу – магазинах все есть и никакой очереди. Даже в Москве такого не было, что там Солнечногорск! Сейчас, конечно, уже не то, но кое-что по прежнему поддерживается.

Оба ученых вздохнули. Что было в их вздохе? То, что они понимали, – это показуха перед иностранцами, которые бывают в Дубне и работают здесь.

Сказать, что показуху любили при советской власти, было бы не правильно. Показуха была частью этой власти. Ей пронизано было все общество. Показуху устраивали перед самым маленьким начальством, маленькое начальство перед большим и так вплоть до генерального секретаря ЦК КПСС. А тот с товарищами из политбюро устраивал показуху перед остальным миром. Так что первый памятник при советской власти надо было поставить князю Потемкину. Основателю современной русской показухи.