Денис Драгунский - Ночник. 365 микроновелл

И начал брюки стаскивать. Людмила Ивановна кричит:

«Ой, что вы делаете! Перестаньте!» А он отвечает: «Ничего, у меня там тренировочные брюки».

В фильме Людмила Ивановна это рассказывала . А я во сне видел, как это происходит.

Смешно было, но старика тоже жалко. Прямо во сне.

Но ее, Людмилу Ивановну, еще жальче.

Это какая-то военная игра. Дело на даче происходит.

«Они» хотят захватить «нас». Кто «они» и кто «мы», что это за две команды – непонятно. Но ясно другое: вроде бы всё это шутки-шутки, но черт знает, чем дело кончится. Какое-то опасливое чувство. Мы (вся наша семья) решаем убежать от этого. Выйти из игры. Убегаем: тихонько, часов в пять утра, садимся в машину и уезжаем.

Потом я вдруг вспоминаю, что забыл запереть калитку.

Вернее говоря, я не помню точно, запер я ее или нет.

Забыл запомнить. То есть на самом деле – думаю я во сне – конечно же калитку я запер. Уж сколько лет я ее закрываю за собой, и ни разу так не было, чтоб забыл запереть. Правда, много раз так было, что я боялся, что не запер калитку – иногда возвращался, отъехав метров сто, но оказывалось, что все в порядке. Иногда бывало, что я вспоминал про калитку уже в Москве, и очень маялся, мне точно казалось, что я на этот раз забыл ее запереть. Однако, вернувшись, я видел, что калитка заперта.

Я очень устал от этих рассуждений. Я почти просыпаюсь от этих вязких мыслей.

И сквозь сон думаю: вот, мы убежали от осады. Теперь мы сидим в тесной маленькой квартире, в другом городе, и думаем, что делать дальше. А у меня еще свербит эта мысль о калитке.

И вдруг мы все одновременно решаем: нас в этом городе никто не знает, и мы можем смело ходить по улицам.

И вообще наплевать!

Мне становится радостно и спокойно. Я легко и быстро засыпаю.

Какой-то тип отчитывает меня за плохую работу и вообще за неправильную жизнь.

Не ругает, не осуждает, а именно отчитывает, как учитель, как старший.

У него скоро день рождения, а он меня не пригласил.

Я ему намекаю на это.

В ответ он начинает меня отчитывать. Объясняет, что я не заслужил приглашения.

В тесной машине на заднем сиденье обнимаюсь с какой-то дамочкой. Она сильно моложе меня, но тоже не очень молодая, так лет 35—0.

У нее очень скользкие чулки. Прямо как стеклянные.

И холодные, как оконное стекло зимой.

Миша Ильин, очень молодой и красивый, с холеной бородкой, в отличном костюме, говорит мне, что выпустил новую книгу по политологии. Показывает.

Рядом его жена Лена Мелешкина, тоже красивая и молодая, в изысканном платье с огромными пуговицами.

На пуговицах написано: «Хаммурапи».

Разговор идет в коридоре МГИМО. Рядом огромный, просто необъятный киоск с украшениями, с яркой разноцветной бижутерией.

А до этого я говорю с каким-то человеком через незаметный микрофон в стене. Вокруг люди, останавливаются, смотрят на меня: с кем он там говорит? А потом подошел Миша Ильин со своей новой книгой.

Читаю статью в газете про историка, который нашел клочок старого дневника, и стал искать дальше, и нашел на свалке еще семь обгорелых листочков, и открыл тайну про какой-то концлагерь времен войны, о котором никто ничего не знал.

И еще статья в той же газете. Про уличное движение и пробки в Москве. Решили, что вся беда от неправильно припаркованных машин. Решили их эвакуировать, тут же, без разговоров. Для этого закупили много-много эвакуаторов и выпустили много-много патрульных машин. И от этого ездить по Москве стало вовсе невозможно.

Раскладываю странное лото. Коробки разных размеров. Там лежат деревянные фишки с номерами. Я рассматриваю номера и удивляюсь. Потому что там очень много фишек-номеров от одного до десяти и от девяноста до ста. И очень мало «серединных» номеров, так сказать. Чем ближе к середке (к сорока – шестидесяти), тем меньше фишек. Раскладываю их на столе – получается какой-то «антигаусс». То есть распределение как бы «наоборот от нормального»; всегда ведь бывает так, что самого маленького и самого большого – мало, а среднего – много. Никак не могу понять, кто сделал такое лото и что он имел в виду.

Опять – в который раз – очень неприятный разговор по поводу всей моей бывшей жизни.

Почти как во сне 27 января, тот же перечень, только еще тяжелее и обиднее.

Тогда меня обвиняли просто в ужасающем легкомыслии, но не более того. Ну, дурачок, ну, мотылек, ну, попрыгунчик. Но сегодня меня обвиняют в том, что я нарочно портил жизнь себе и близким, нарочно обижал людей…

Едва утерпел, чтобы не вскочить и не заорать: «Что вы от меня хотите, это моя жизнь, и я прожил ее так, как мог, умел, хотел! Не хотели жить со мной, с таким глупым и подлым, – так и не жили бы! Отстаньте!» Но я молчу и киваю, киваю и молчу.

Выполаскиваю ее в ведре. Воду выливаю в раковину.

Вижу, как в грязной струе длинные черные волосы устремляются в сток. Ненавижу, когда волосы в раковине, на ее стенках и обводах! Ненавижу, когда сток забит волосами! Ненавижу, когда хоть один волос в стоке, залипает на белой крестовине или на серебряной сеточке. Ловлю волосы, икая от омерзения, сдерживая тошнотные движения в горле. Вытягиваю их наружу, ищу бумажку, куда бы их завернуть, чтоб выбросить в помойное ведро или в унитаз. Удивляюсь, почему они такие толстые, черные, жесткие, длинные – неоткуда у нас в доме таким взяться.

Уффф.

Читаю книгу про дом, в котором живет наша соседка Анечка и Лариса, ее мама. Но я не сразу догадываюсь, что книга именно про этот дом, про этих людей. Но потом до меня доходит, я начинаю узнавать людей и подробности их жизни. Начинаю узнавать сам дом, в смысле – строение, жилье. Но я удивляюсь, насколько в книге всё не похоже на реальность. Но книга всё-таки про них, вот что интересно.

Чинят красную дверь. Это не простая дверь. В нее – то есть в ее раму – вделаны трубы. Через эту дверь – то есть через эти трубы – в квартиру подается отопление, вода, газ и еще почему-то бензин. И вот эту дверь заклинило, и ее чинят.

Кругом расставлены стремянки, разложены инструменты, наборы слесарных вещиц, и я как будто слышу их названия: плашка, кернер, метчик, штангель, пассатижи и всё такое.

– Патрубок, патрубок! – кричит кто-то.

Все бегают, подают друг другу инструменты, держат стремянку, подбирают упавшие винты. Тут же мой товарищ Саша Ливергант, тоже что-то делает, затягивает какую-то гайку и говорит мне, обернувшись, что из-за этой чертовой двери у него отменяется очень важная встреча.