Василий Швецов - Горькая новь

Покосы десятилетиями были закреплены за конкретными хозяевами. Кому не хватало, или вновь приехавшим, комиссия отводила свободные. Некоторые семьи занимали лога по двадцать - тридцать десятин. На сельском сходе обязательно выносили решение, с какого времени рвать по забокам хмель, брать черёмуху и бить кедровые шишки. Следил за этим лесообъездчик. Если кто - либо будет пойман, то налагали штраф и срамили на сходе. Но этот общественный закон всё равно нарушали, более всего приезжие, ни когда не видевшие, как всё это растёт. В мелкое начальство избирали в порядке очереди, подворно, старосту же выбирали из людей состоятельных и, разумеется, не пустобрёхов.

Бичём всех сёл были пожары. Пустоши пахали после того, как спалят траву на полосе, отсюда огонь перебрасывался на гору, на сухую траву, в лес и пошло, поехало на десятки километров во все стороны. Выжигали траву и на покосах, Часто горела Баданка, Мохнатая сопка, горы Панова и Пролетного.

Были в селе и пакостники, которые обкрадывали погреба, но кража со взломом, на моей памяти была только одна у Пахома Поломошнова увезли несколько кадей мёда и выделанные овчины. Да ещё до первой империалистической, молодые парни Яшка Перевалов, Максим Паклин, Ванька Уфимцев и ещё двоих не помню, обокрали погреб Михея Шадрина и сбежали из села, нашли их в Куягане и доставили домой, на сходе пакостников драли, а родителей всячески срамили. Но такие случаи были единичны в десятки лет.

Для получения разрешения на жительство новосёлы писали заявление старосте, готовили вина, и вот на сходе староста объявлял:

- Вот, почтенные, в этой гумаге просится на жительство в наше обчество такой - то, так как решим, чо скажем ему. И начинались разные вопросы и в заключение заявляли:

- Пусть ставит ведро вина и живёт, места хватит. И проситель новосёл ставит на стол уже приготовленное вино и низко кланяется всему сходу, а старосте с писарем на особицу. Но такой порядок был только до семнадцатого года.

Тяжелым вопросом для схода была раскладка подати. Это самое несправедливое государственное мероприятие. Подать взималась не с дохода каждого хозяйства, а с количества душ в семье, души считались только мужские и взрослые, рабочие. Получалось так: хозяйство большое, много лошадей, коров, посева, мелкого скота, а хозяин один. Платит только за себя. А в семье, где четверо взрослых, Хозяйство с двумя коровами да тремя лошадями, платит за четырёх душ. При раскладке подати бывало много больших скандалов, но что же сделаешь, таков закон. И он подталкивал к увеличению хозяйства каждого мужика. Ежегодно росло село, появлялись новые пятистенные избы или по - круглому крытые дома, но первыми в обзаведении всегда строились возле речки бани. Крепким сплошным заплотом или с проредью жердями огораживалась полудесятинная усадьба. Из года в год хозяйства крепли, и некоторые старожилы уже без наёмного труда обойтись не могли, и прибывавшие поселенцы шли к ним в работники, которые постепенно с их помощь сами становились на ноги. Работай, не ленись и матушка природа с лихвой воздаст тебе. Многие разводили пчёл и имели по нескольку сот ульев дуплянок. Для выгона скота по селу была загорожена паскотина, которая тянулась на тридцать два километра, с шестью воротами по дорогам: вниз по Аную, в Третьем ключе, на Язёвку, в Березовскую яму, вверх по Аную и в Михайловом ключе. В начале века, в самом селе было триста шестьдесят пять хозяйств. В Тележихе становилось тесновато, и некоторые выселялись на хутора и заимки, где легче было разводить скотину и сеять хлеб, там покос и пашня были рядом. В посёлок Язёвский в десяти километрах от села, выехало девять хозяйств, в Плотников лог двенадцать и в Верхнее Черновое - тридцать два. Таким образом, появлялись новые деревни.

На смену умерших отцов и дедов приходило новое поколение, прожили, кому сколько было положено и тоже ушли, оставив всё нажитое своему потомству. Этим людям нашим отцам и братьям, выпала лихая доля защищать нашу родину с 1914 по 1917 год от супостатов. Они в грязи и по колено в воде зиму и лето находились в окопах. Помню, как всем селом провожали первых ополченцев до Язёвской паскотины - это были Николай Бобков и Марк Шаровьёв. Потом проводы проходили еженедельно. Всего на первую мировую из села было мобилизовано двести два человека. Такое количество было взято только ополченцев, то - есть числящихся в запасе какой то очереди, да два десятка молодых служили действительную. Было убито, тридцать пять, Пришли тяжело ранеными двадцать три человека. Первым раненым на костылях пришёл Елизар Неустроев. Да в три погибели, как говорят согнувшихся, возвратилось из плена четырнадцать человек. И сейчас ни где по всей Великой Матушке России нет ни одного мемориала или простого памятника солдатам сложившим свою голову за Родину в первую мировую, а их русских солдат погибло тогда более двух миллионов На долю этого же поколения достались и последующие годы войн и страданий.

Многодетным, с маломощным хозяйством, солдаткам, в то время государство платило пособие, которое у нас получали многие. Выдавали по - разному, в зависимости от семьи, от пятнадцати до двадцати пяти рублей в месяц. Тогда пуд хлеба стоил: 80 копеек пшеница, 1 руб. мука, 18 - 20 рублей корова, 3 рубля овца. В артельной лавке было полно всякого товара. На те деньги можно было одеть и прокормить семью. Некоторые боевитые солдаточки разоделись, как купчихи, в плюшевые саки и полусаки, стали флиртовать. Варилось пиво, сиделась самогонка, частыми и постоянными гостями в их хатах были пришедшие с фронта солдаты или подросшая молодёжь. В одну из таких "штаб - квартир" наведывался Кузьма Пономарёв. И на стук в дверь, когда его спрашивали - кто? Неизменно отвечал: "кринка мёда". Так же неизменно Прасковья Ульяновна или Лампея Семёновна, приоткрыв самую малость дверь, брали кринку мёда и ласково сощурив масляные глазки, тихо и ласково говорила:

- Сегодня Кузя нельзя, у нас чужие люди.

Многих кринок не досчиталась у себя дома жена Кузьмы. Но в храм Амура и Бахуса никогда Кузьму не впускали. Но такой образ жизни вели не многие. Большинство женщин со своими стариками и детьми работали в своих хозяйствах. Это и Хлыстиковы, и Решетовы, и Швецовы, и Лубягины и многие десятки других.

Кроме хозяйства были и разнообразные внехозяйственные занятия, каждый имел к чему - то интерес и даже пристрастие, и занимался своим делом. Вот любители рыболовы братья Шеманаевы Мартемьян и Василий Евдокимовичи. Рыбачили в Ануе и только гоном, то - есть идут снизу вверх, двое тащат невод, а третий сверху нагоняет рыбу. А братья Колупаевы Лазарь, Мелентий да Михаил только удили. К любому празднику, даже зимой к масленице и благовещению, на столе у них всегда настряпаны горячие пироги с хариусами. Были и заядлые охотники. У Первушкина Григория, по всем горам, пашням и покосам наставлены капканы разного размера. Ловил он и мелкого зверька и лис и волков. На средства от промысла и жил. В одно время в его капкан попала тёлка Петра Добрыгина, за это Степан около месяца носил синяки. В другой раз в капкан попала его же охотничья собака. Почти так же не занимался хозяйством и Михаил Жиляев. Но без козлиного мяса он не жил, имел несколько дох из козлиных шкур. Каждое воскресение уходили на лежак в лес Николай Швецов и Лазарь Колупаев. Они часто охотились вместе. К Никольской ярмарке, которая проходила в Солонешном, у них каждый год было наготовлено белечьих шкурок по паре сотен, да рябчиков и косачей несколько сот. Птицу ловили возле кладей шатрами. За колышек привязывалась верёвка метров в двадцать и протянута в окно избушки. Рядом с кладями снопов насторожен шатёр, в который частенько залетал табун рябков в полтора десятка.

Читать дальше