Наталья Шумак - Та-Ро

-Однако.

Восхитился Даниллин.

-Вот это финт!

Давно почивший в бозе Ди Стрик показался родной душой: мятущейся, но счастливой.

-Что вы сказали?

Вернулся громадный, легко краснеющий юноша, и в комнате стало теснее. Он заполнил собой пространство. Даниллин взмахнул ладонью.

-Так, размышлял вслух. Ничего особенного.

Вскоре старший сын хозяйки принес поднос с двумя тарелками постной каши, яблочным пирогом и кувшином молока. Все оказалось умопомрачительно вкусным. Посему исчезло во мгновение ока.

-Она добрая женщина, умеет и любит готовить.

Просто сказал Марк, когда поднос опустел. Потом наклонился к самому уху позднего гостя - за окном давно стемнело - прошептал вкрадчиво.

-Это ты. Я узнал. Ничего не объясняй, не надо. Твои глаза, жесты. Ты даже пахнешь по-прежнему.

Даниллин привстал. Еще чего не хватало! Уйти немедленно. Теплая громадная ладонь легла на ЕГО плечо.

-Даня. Это ты. Я не знаю, почему у тебя другой облик. Может ты колдун. Или... сын бога. Мне не важно. Я могу помочь тебе?

-С чего ты взял, что мне нужна помощь?!

-Твоя тень дрожит. Тебе больно.

Даниллин шлепнулся обратно. на скамью. Нить, соединяющая ЕГО с основой, зазвенела. По ней проскочили мириады искр.

-Глупый мальчишка.

-Это ты обо мне?

-Унюхал, говоришь?

Марк развел руками. С видом покаянным и дружелюбным. Он, действительно, ни капли не боялся.

-А вдруг я демон? Что тогда?

Верзила неловко усмехнулся. Пожал мощными плечами. Потом ответил.

-Да, нет, не похож. Ты полон света.

За последние несколько дней Даниллину сообщали об этом в два раза чаще, чем за предыдущие столетия.

-Любишь колокола нашего храма. Ешь серебряной ложкой. И...

Даниллин ощерился, отрастил вершковые клыки, выпустил когти. Взлетел над скамьей. Прошипел в самое лицо Марку.

-А теперь, что скажешь теперь?

-Напугал! До смерти.

Он капельку побледнел, веснушки ярче проступили на простецкой физиономии. Попросил жалобно скривившись.

-Уймись. Войдет пацан за подносом, ополоумеет ведь. Еще писаться начнет со страху. Наделаешь дел с такой то рожей.

Из Даниллина точно воздух выпустили. ОН тяжело опустился на скамью. Повел плечом, сбросил облик старого ветерана, повернулся к другу молодым лицом. Ожидая чего угодно, только не счастливой улыбки. Надо же! Марк теребил в громадной лапе льняную салфетку. Сиял от восторга. Вдруг завопил.

-О, Боже! Как ужасно я соскучился. Ужасно!

Кинулся на шею, обниматься. Дурень доверчивый. Засопел. Сжал в мощной медвежьей хватке. Чуть пополам не переломил от радости. Даниллин дождался затишься. Не без труда освободился. Отодвинулся на скамье. Мужские поцелуи его никогда не прельщали. Не та концентрация гормонов? Не те запахи? Не тот энергообмен? Впрочем, впрочем, кто его поймет поэта? Был эротизм в моменте или не был? Проверять Даниллин не рискнул. Зарыл, так сказать голову в песок.

-Как я счастлив!

Причитал этот впечатлительный гигант, будущая звезда мировой словесности.

-Как я счастлив!

-Почему?

Невежливо перебил Даниллин. Снижая эротичность момента, закашлялся, и вовсе заговорил о другом.

-Почему ты веришь мне, Марк? Ведь не из-за денег же.

-Как дам по морде за такие слова. Не посмотрю, что перевертываться умеешь. У меня кулак тяжелый. Мало не покажется, коли схлопочешь.

На губах Даниллина вздрогнула грустная улыбка.

-Спасибо, дружище. Мне пора.

-В окно вылетишь, или выйдешь по-людски?

Марк пытался шутить. И, кажется, слегка трусил. Думал, а вернется ли еще странный приятель?

-У тебя святых в роду не было? Бесстрашный ты мой?

Поинтересовался Даниллин сварливо, поправляя выбившуюся из-под ремня куртку. Марк ответил серьезно.

-Трое.

-На самом деле?

Даниллин даже опешил. Плюхнулся обратно на скамью с которой уже начал вставать. Посмотрел в глаза друга. Тот подтвердил.

-Ага. Честно.

-Кто именно, прости?

-Дед и отец с матерью.

-Я серьезно.

-И я.

-То есть?

-В нынешнем году к сонму причислены. Святой Георгий, Святые Екатерина и Павел. Покровители Моски.

-Что?

-Разве не слышал о них?

Даниллин возмутился было.

-Издеваешься?

-Вот еще.

-Ну?

-Десять лет назад свеи напали на Рось, помнишь?

-Тьма тем на железных судах из-за моря.

-Точно. Дед мой давно уж в монахи ушел. Сразу как я родился. Обет такой дал. Меня долго ждали. Никак в мир приходить не хотел.

Даниллин понимал, что парень не врет. Обмануть его было невозможно. Ложь он видел. По-настоящему, в виде грязно-бурых лент, стекающих с губ, или льющихся из глаз. Парень говорил абсолютную правду. Но эта правда ни в какие ворота не пролезала.

-На самом то деле меня Богданом зовут. Это позже, когда я деру дал из родных краев, пришлось и имя сменить, от греха подальше.

-Свеи то причем?

-Напали. Пожгли предместья. Окружили город. Эх, кабы был цел Владимир! Старый князь. Сын то его грех жаловаться, боец что надо. Но народом править, большими торговыми городами - непросто. А уж от такого врага, как свеи отбиваться... Все получилось, как при деде моем, молодом еще. Он рассказывал, про старое, изредка. В точности. Тогда князь умер, как и Владимир за неделю до нашествия. Тоже с несколько месяцев болел. Сильно мучился. Точно проклял кто Моску! Но Владимир, когда без отца остался - смог отбиться. Хоть и совсем щенком был. А Дмитрий. Жаль его. Простоват. Бояре на шею сели. Чуть не вместо него правят. Прости, отвлекся. Явились, значит свеи. Очень вовремя. Обложили Моску. Стали зажигательными, хитрыми горшками, мастера они на такие пакости, через стены крыши забрасывать. Город то наш, почти целиком деревянный! Вообщем, беда! Тут мой дед, чтимый всеми старец, и вылез из своей кельи. Сказал, что ему явилась Матерь Божья. Велела спасти Моску. А он болел, ноги плохо слушались. Как ему дойти до свеевского вожака?

-И твои родители?

-Оставили меня соседке. Велели не реветь. По привычке, точно малышу. А я уж за девками приударять начал. Какие тут слезы? Родители мои переоделись во все белое, взяли деда под руки и пошли. Их выпустили из калитки в главных воротах. В полдень.

Марк понизил голос. Потом и вовсе замолчал на несколько минут.

-Свеи посчитали их посланцами, которые идут условия сдачи города обговаривать. Окружили. И проводили к самому главному. Князь не князь, царь не царь. Тоже молодой, вроде нашего Дмитрия. Но цепкий, хищный. А переводчик при нем, из перебежчиков. Купец один. Ну, слушаю мол, говорите. Что и как. Дед и отвечает: "Явилась мне Матерь Божья. Велела передать тебе свою волю. Чтобы снял ты осаду." Свей в смех. Решил, что дед тронулся умом. Сначала собрался отпустить. Потом передумал. Велел всех троих, из луков, на виду у горожан, казнить.

-И?

-Врыли в землю три столба. Привязали родителей и деда. Купец бухнулся на колени. Мол, старик известный всей Моске монах Георгий. Почти святой. Умолял, чтоб не делали этого. Землю грыз. Выл. Подполз к ногам деда. Стал кричать о прощении. Дед сказал, что на то воля не его, а Божья. Но он о прощении для изменника молитву вознесет. И вознес. Купец встал с колен, подошел к царю и плюнул ему в лицо. Не попал. Скрутили охранники. Тут же еще один столб вкопали и привязали купца.