Семен Данилюк - Милицейская сага

Подхалимаж Лавейкиной был столь упёрто-кондовым, что Тальвинский всякий раз исподволь выискивал в её глазах чёртиков. И иногда казалось, - замечал.

- Стало быть, вы подтверждаете, что, кроме вменённой вам суммы в девятьсот рублей, иных хищений не совершали? - сухо уточнил он. - Или появилось дополнительное заявление?

- Не. Не совершала, - осторожная Лавейкина заново наполнилась тревогой.

- В таком случае до послезавтра. Будем направлять дело в суд.

- Ну, уж и ладно. И разом. Все равно позор, - пробормотала она и медленно попятилась, слегка двигая бёдрами, словно нащупывая таким образом дверь. А, нащупав, выдавилась в коридор, откуда ещё какое-то время доносилось тихое её стенание.

- Видал, какова? Бабушка, божий одуванчик, - обратился Тальвинский к Морозу, жадно впитывавшему искусство допроса. - Много за ней грешков, ежели на скамью подсудимых на карачках ползти готова, лишь бы побыстрей. Только неправильно это - пробавляться щурятами, когда кругом акулы резвятся. Согласен, крестник?

- Безусловно. С тем и прибыл.

- Похвально. Тогда споемся. Я сейчас с начальником райотдела еду в УВД на аттестацию. А тебе, дружище, предстоит некая диспозиция. Ты ведь котовцев должен помнить?

- Еще бы! - Виталий встрепенулся.

- Так вот, акула эта, которую Лавейкина дряблой грудью прикрывает, наверняка не кто иной, как директор Горпромторга Слободян. Когда-то мы на него еще с покойным Алексеем Владимировичем Котовцевым охотились. Оченно бы хотелось его загарпунить. Хотя, признаться, шансов почти никаких. Но, говорят, новичкам в первый раз везет. Так что слушай внимательно...

6.

Виталий Мороз зашёл за трёхэтажное здание Центрального городского универмага, ловко протиснулся между приставленной к забору лестницей и гниющим под открытым небом огромным рулоном бумаги, - в подвале, под универмагом, размещалась переплётная мастерская.

За рулоном обнаружилась маленькая, ведущая во внутренний дворик калитка.

- М-да. Здорово замаскировались обэхээсники, - пробормотал Виталий. - Ещё пару пулемётов у входа - и ни один расхититель не прорвётся.

Пулемётов, правда, не оказалось, но и они не привели бы Мороза в то изумление, в коем застыл он, попав в тихий, засиженный лопухами дворик, в углу которого доживало свой век одноэтажное, облупившееся, с зарешёченными окнами здание. В самом центре его, над пронзительно-поносного цвета дверью ритмично поскрипывал на цепи огненно - красный фонарь с надписью по ободу "ОБХСС", - свежая дизайнерская находка обитателей особнячка.

Мороз шагнул в короткий предбанник, обрубленный тремя внутренними дверьми. Прямо - "Фотолаборатория", с карандашной припиской "Пыточная"; справа - клеёнчатая дверь с длинным полуистёршимся перечнем фамилий; левая дверь привлекала лаконичностью и нестандартностью оформления - "Старший оперуполномоченный Рябоконь. Менее уполномоченный, но еще более страшный опер Лисицкий". Чуть ниже красовалось выведенное вязью напористое объявление: "Вниманию жуликов, тунеядцев и кровососов общества! Приём покаявшихся с 9 до 18 часов. Прочая нечисть - согласно повесткам. Хорошенькие расхитительницы обслуживаются вне очереди и вне графика".

Мороз безошибочно толкнул левую дверь, за которой открылся отсек, состоящий из двух комнат. В ближней, проходной, среди сиротливо пылящихся столов приквартированный к ОБХСС местный участковый колотил одним пальцем по разбитой пищущей машинке, тоскливо глядя на лежащее перед ним заявление. При виде вошедшего он запустил палец в зубы и быстро им задвигал, что, очевидно, соответствовало крайнему напряжению мысли. Из состояния творческой задумчивости его не вывел даже взрыв хохота, обрушившийся в дальней комнатёнке и тотчас расколовшийся на несколько голосов. Не задерживаясь, Мороз двинулся на звук.

Первым вошедшего заметил сидящий строго напротив входа сухощавый, с обострённым колючим лицом мужчина. За спиной его прямо к стене гвоздями - соткой был приколочен круглый дорожный знак "Въезд запрещён". Чуть ниже висела пояснительная надпись: "Для несогласных с концепцией великого футбольного тренера товарища Лобановского вход через сортир". Журнальное фото самого Лобановского было пришпилено здесь же, рядом с фотографией изможденного пожилого человека, в котором Мороз, едва глянув, узнал Котовцева.

Старший оперуполномоченный Рябоконь был страстным, бескомпромиссным футбольным болельщиком. По слухам, бывалые клиенты в поисках редкой доброй минуты старались подгадать свои визиты под победный график киевского "Динамо".

Рябоконь не улыбнулся - казалось, что соответствующие лицевые мускулы на аскетичном его лице попросту отсутствуют, но всё возможное от увиденного удовольствие изобразил:

- Твою мать! Никак посланец от Тальвинского.

Входя в комнатку и протягивая руку обозачившему встречное движение Рябоконю, Мороз безошибочно повернул голову вправо, где, как он и ожидал, восседал тот самый страшный оперуполномоченный Николай Лисицкий. Именно восседал. Он забросил на стол скрещённые ноги в микропорах - низкорослый Николай с юношества предпочитал толстые подошвы - и, покручиваясь во вращающемся кресле, подтачивал пилкой холёные ногти.

Хотя время было крепко к пятнадцати часам, столы в кабинете сохраняли девственную чистоту.

Ощутив смущение вошедшего, Лисицкий радостно осклабился, отчего загорелое лицо его с аккуратным пшеничным арийским пробором сделалось неотразимо привлекательным, и, сбросив ноги со стола, вскочил :

- Всем родам войск, смирнаа! Зиг коллегам!

При этом вытянулся в наигранном раже, давая возможность остальным оценить ловкую на нём импортную "тройку".

- Так ты, стало быть, теперь подсобляешь моему "земеле" Тальвинскому? Говорят, его вот-вот нашим боссом назначат.

- А что ж ему, век в следопутах сидеть? - решительно вступился Рябоконь. - Это мы, старые ищейки, на другое не годны. Или сдохнешь здесь, иль сопьёшься, иль какой-нибудь Муслин соберёт компру, да и вышибет за чрезмерное рвенье. Слыхали, чего опять этот замполит вшивый отмочил? Говорят, в Ленкомнате политзанятия с агентурой проводить собрался. О, курвы какие лезут! Не милиция, а помойка стала. Кого ни попадя родная советская власть пихает. Но таких духариков не припомню!

Надо сказать, что фамилию Муслина в оперативных и следственных кабинетах Красногвардейского райотдела милиции "полоскали" с особым, мстительным наслаждением. Полгода назад заместитель заведующего отделом горкома партии Валерий Никанорович Муслин, погорев "на личных связях", был направлен на усиление в милицию, как раз на вакантную должность заместителя по политической работе Красногвардейского РОВД. В отличие от прежнего замполита, бывшего председателя районного Комитета народного контроля, который за десять лет службы так и не удосужился заглянуть в Уголовный кодекс, зато слыл тихим, порядочным человеком, новый зам оказался службистом рьяным и, на беду, безудержно инициативным.