Семен Данилюк - Арбитражный десант

- А ты, вижу, совсем прихирел, - она пригляделась. - Сало, подвешенное на мощи. Что происходит, Борик?

- Дела навалились, - увильнул от ответа Гуревич.

- Да вот дел-то твоих как раз не видно. Наоборот, дела всё больше другие делают. А ты как-то в стороне. Спрятался сюда, как сыч. Не от меня ли, часом?

Она засмеялась, пытаясь скрыть усилившуюся тревогу, - за то время, что они не виделись, брат исхудал и спал с лица.

- Да всё как-то недосуг, - неловко оправдался он и, желая увильнуть от неприятного разговора, припомнил:

- Скажи лучше, как там твоя последняя влюбленность?

- А, ты об этом отморозке? Исчез, слава Богу. Сгинул.

- Еще бы не сгинуть, когда тебя в розыск объявляют. Хотя почему собственно последняя? Сколько времени прошло? Месяца три? Больше? Тогда у парня шансов не осталось. Для тебя и неделя - эпоха. Наверняка безвозвратно забыла и вычеркнула из памяти.

- А то! Вызвездила со свистом, - лихо подтвердила Ирина. Когда Лобанова объявили в розыск, она несколько раз пыталась связаться с ним, чтобы предупредить об опасности. Но и в тайной надежде примириться. Даже когда он поменял номер мобильного телефона, она сумела сделать то, чего не смогли квелые милицейские опера, - разыскала новый телефон и - позвонила. Увы! На том конце, определив входящий номер, демонстративно не ответили. Уязвленная Ирина попытки связаться оставила. А вот насчет забыть - не получалось. И, что особенно досаждало, - не получались и легкие, расслабляющие влюбленности. Не человек - заноза какая-то несгнивающая! Пристальный, понимающе-сочувствующий взгляд брата Холину разозлил. - Чего уставился? Откровений жаждешь? Так вот не получишь. И вообще, давай без этой твоей беспардонности: лезешь в душу, снимай обувь!

- Так я ничего, - потерялся Борис. - Я только как бы обхрюкать доверительно. Может, помочь чем? Но если не хочешь...

- Не хочу! - отрубила она. И тут же, выплеснув желчь, вернулась к первоначальному, игривому тону. - Ответь-ка лучше, что это за нелепую тетку я у тебя на входе встретила? С каких это пор ты стал западать на старых подержанных баб? Зыркнула на меня, как на врага народа, и - шасть к воротам!

- Вымогательница какая-то. Представляешь, пришла впаривать документы по кондитерке. В общем доброго слова не стоит: плюнь и забудь.

- Как это по кондитерке?! - Ирина сделала стойку. - Не въезжаю. По "Юному коммунару", что ли?

- Ну, вроде, - поняв, что проболтался, Гуревич надул губы. - Да говорю ж, чумовая.

- Не догоняю, - внимательно глядя на брата, повторила Ирина. - Документы на холдинг ценой в сотни лимонов бакеров. И что? Что предлагала? Да говори же, пень трухлявый!

- Я и говорю: заявилась вымогать деньги. Пятьдесят тысяч долларов ей подавай. Нашла дурачка!

- Пятьдесят тысяч за четыреста лимонов - это, положим, как на мороженое. Кто она? На чем вы договорились?!

- А вот не знаю кто! Может, марсианка. Нормальная разве так бы оделась? Как пришла, так и ушла. Сказала, позвонит.

- И ты отпустил?! Просто так? - Ирина попыталась поймать взгляд брата. Но бегающие глазки его ловко ускользали. И теперь она перестала сомневаться, что брат врет. Ей вдруг сделалось зябко, потому что вранье это явно увязывалось с тем тревожаще-непонятным, что происходило с ним в последнее время.

В Холиной забушевал репортер, внезапно вышедший на сенсацию. Нацеленным взглядом она прошлась по кабинету. Заметила, как брат, что-то припомнивший, испуганно дернулся к столу.

- Сидеть! - Ирина требовательно ткнула отманикюренным коготком в кресло, возле которого он стоял, и Борис послушно плюхнулся на указанное место.

На столе у телефона лежал раскрытый блокнот. Она не погнушалась заглянуть. Фамилия Подлесного бросилась в глаза.

- Ба! - не отводя глаз от брата, она потянула блокнот к себе. - Общаетесь с господином Подлесным?

- Да это старое. Случайно открылось, - промямлил Борис.

- А разве вы знакомы?

- Так, когда-то. Мельком. Уж и забыл, когда последний раз слышал. И вообще ты с чем пришла? Мучить меня, так без тебя хватает...

Не слушая его причитаний, Ирина перевернула телефон, нажала на повтор. Послышался звук набора.

- Выключи! - с неожиданной резвостью Борис вскочил и с размаху впечатал ладонь в телефонную панель.

- Но ведь Подлесный переметнулся в "Аист", - нарисованные глаза Ирины округлились. Ресницы задрожали, - бабочка захлопала крыльями. - Пузырь, - прошептала она. - Ты что, связан с Онлиевским? Ты!

- Заткнись! Пожалуйста, заткнись! - закричал Гуревич страдающе.

Она подошла вплотную, ухватилась пальцами за вислые щеки, потянула к себе:

- Говори!

Он заскулил, надеясь разжалобить ее. Но не тут-то было.

- Вообще оторву! - пообещала сестра и для наглядности ущипнула.

Гуревич всхлипнул безнадежно. - Только между нами. Чтоб ты и я, - решился он и - рассказал всё.

Рассказывал сбивчиво, с всхлипами, заглядывая в глаза:

- Но вот скажи, куда было деваться? Просто - вот будь ты на моем месте, куда деваться?

Она пасмурно смотрела на него и лишь поторапливающе кивала.

Закончил при тяжелом, свинцовом молчании сестры.

- Ну, что скажешь? Ловко твоего братца загнали в угол? - он заискивающе заглянул ей в глаза - лицо Ирины было мертвенным.

Перепугавшийся Борис опустился перед ней на колени:

- Ируська, хоть ты-то меня не трави. Пожалей лучше. Ведь плохо мне! Кто бы знал, как плохо.

Он шмыгнул носом. Подлез головой под ее руку, так что пальцы ее оказались на его волосах.

Ирина ухватила рыжеватый клок, с силой потянула.

- Господи, Гуревич, какое же ты, оказывается, говно!

- Да. Это правда, да!

- Со всех маток, выходит, тянул. Просто-таки жопа на два базара.

- Да, да! - поддакивал он в умилении от того, что она, хоть и презирает его, но по-своему, по-сестрински. А значит, не оставит. И вдвоем они что-нибудь придумают.

- Что ж делать-то с тобой? Рассказать всё Рублеву да отыграть как нибудь назад?

- А то не думал! Но поздно. Случись огласка, - прямо из кабинета под белы ручки выведут. А скорее - убьет меня тогда Онлиевский.

- Убить, положим, не убьет, - возразила Ирина. Не очень, впрочем, уверенно. - Вообще-то и хорошо, если б убил. Ты ведь и меня замазал. Как только откроется насчет твоего двурушничества, сразу слушок пойдет, что на двоих работали.

- Так я если кто... Я любому!

- Угу! Будешь ходить с дощечкой "Я - взяточник-одиночка. Работаю без подельников". Много денег за это время с Кичуя насшибал? Борис, не подымая глаз, кивнул.

- Уйти добровольно согласен?

- Сам пытался. Даже к преду насчет здоровья подъезжал. Не отпускают.

- Так ты не на ту болезнь ссылался. Сказал бы, что голова слабая и хроническая диорея. Ох, Гуревич, Гуревич! Всего от тебя ждала. И что деньги с Кичуя тянешь, догадывалась. Но чтоб такую подлянку отмочить! Прибить мало!