Семен Данилюк - Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

- Феликс-то пишет? - смущенно поинтересовался Иван. - Да от него разве дождешься? Так, получаю весточки, - Нинка огладила золотую цепочку. - Чего ж меня-то тогда в постель затащила? - А что тебя? Господи, нашел о чем. Я ведь ему верная. Нинка говорила вполне искренне. Она и впрямь оставалась верна своему Феликсу самой надежной женской верностью: не телом, - душой. - Говорят, за него проплатили, чтоб досрочно выпустить. Так что со дня на день вернуться должен! - сообщила Нинка. - Может, в Сочи отвезет. - А может, отметелит, если про гульки узнает. - Это уж не без того, - она улыбнулась чему-то своему - приятному. - А потом все-таки в Сочи. Вот погляди, чего доканчиваю. К возвращению Феликса искусница Нинка вязала ему махеровый джемпер. Собственно именно Митягина, торопившаяся на смену, и соблазнила Ивана пресловутой соляночкой с почками, над которой он теперь корпел, ощущая себя худо и скверно. Худо ему было от вчерашнего. А скверно - от всего года, прожитого в ставшем ненавистным Калинине. Скука и однообразие владели Иваном. Он, конечно, помнил о необходимости поскорей написать кандидатскую диссертацию, но - странное дело: оказавшись в обстановке, когда всё, казалось, к этому подталкивало, Иван не мог заставить себя сесть за работу. То есть поначалу взялся он азартно. Проводить эксперименты, сопоставлять данные их с имеющейся литературой и выстраивать собственные гипотезы показалось любопытным. За каких-то полгода он "влегкую" написал три четверти положенного объема. Собственно оставалось лишь грамотно скомпоновать текст и подготовить практические предложения. Но на предложениях его и застопорило, потому что увидел то, на что поначалу не обратил внимания. Он решил поставленную задачу. Но реализовать предложения на практике было заведомо нереально. В Советском Союзе просто отсутствовала техника, на которой можно было бы испытать предлагаемые нововведения. Получилось, что он собрал кубик Рубика, - вроде как шахматную композицию решил. И Иван затосковал. Не то, чтоб он вовсе охладел к науке, не то, чтоб забыл, ради чего оказался в провинции, но все это стало казаться пресным, дистиллированным. Напрасно сам ректор Борис Анатольевич Демченко уговаривал Листопада быстренько скомпоновать написанное и вынести на обсуждение. Одна мысль о бесполезной работе стала вызывать у него рвотный рефлекс, как после перепоя. Перепои тоже не заставили себя ждать. Поначалу Иван попробовал сблизиться с соседями по общежитию - иногородними аспирантами и неженатыми ассистентами кафедр. Но они оказались скучны и скользки. В их обществе можно было выпить, но не стоило напиваться, - непиететные Ивановы высказывания сами собой становились известны на кафедре. А напиться хотелось, - и чем дальше, тем сильнее, так что в какой-то момент он перестал отказывать себе в этом удовольствии. В институте заговорили о громких загулах московского аспиранта. После гулянки с двумя мутноглазыми подружками, которых Иван подобрал на вокзале, уборщица обнаружила в его комнате закатившийся за кровать шприц. В ректорат стал заглядывать местный участковый. Собственно, если называть вещи своими именами, только благодаря ректору Ивана еще держали в институте. Сначала Борис Анатольевич Демченко поддерживал молодого аспиранта в силу обещания, данного дядьке. Но, ознакомившись с первыми наработками, вызвался стать научным руководителем. И с тех пор опекал Листопада, неустанно внушая ему, что зарывать такой талант - преступление. - Не откладывай работу на будущее. Запомни, Иван, научная мысль - она тоже свежесть имеет, - твердил он. - Либо ложится на бумагу, либо вытекает со спермой. А из тебя, судя по жалобам, уже не меньше двух диссертаций вытекло. В конце концов, дабы сбить страсти, Демченко попросту договорился с Калининским университетом и откомандировал аспиранта Листопада на кафедру прикладной математики - якобы для завершения работы над теоретической главой, а на самом деле - от греха подальше.

Но для самого Листопада это мало что изменило. Иван чувствовал, как увядает, погружается в топкое, беспросветное болотце, из которого - еще немного и не будет выхода. Все было кисло, мелкокалиберно. Его деятельной, бурной натуре не хватало борьбы и преодоления.

Листопад потянулся к графину. - Здорово, Ваня, друг старинный! - послышалось сзади.

Иван круто развернулся. Подле стола, опираясь лайковыми перчатками на витую, мореного дуба трость, ему улыбался - легок на помине - Феликс Торопин. В кремовом, ловком на нем костюме и шикарных, остроносых шузах.

- Феликс! Друган! - подогретый выпитым, Иван вскочил, шагнул, распахнув объятия, и - остановился. Улыбочки Феликса были, как фирменный набор его отмычек и "писок", - на все случаи жизни. Нынешняя улыбочка казалась острой и опасной, будто лезвие отточенной монетки, которой вспарывал он карманы ротозеев. Причину холодности понял бы и человек, куда менее чуткий, чем Листопад.

- Так, вижу по морде, какую-то пургу про меня нагнали! Ну-ну, - Иван вновь опустился на стул, - оправдываться он не любил. А Торопин ждал именно этого. "Хрена тебе"!

С преувеличенным удовольствием, причавкивая, Листопад вернулся к солянке.

- Чем велик Демидыч, так это почками. Другие почки в солянку не кладут. Потому и золотистого навара нет. А без него солянка не та, - он облизнулся. - Опять же маслина здесь совершенно к месту. Именно маслина, а не оливка. Особенно под "Столичную". Или по-прежнему коньячишко предпочитаешь?

- Как придется, - Феликс опустился-таки напротив, положил поверх скатерти трость. Перчаток впрочем не снял.

Но когда Иван потянулся к графинчику, Торопин, опережая, демонстративно перевернул стоящую перед ним рюмочку.

- Ну-ну, была бы честь оказана! - буркнул Листопад: встреча не складывалась. - Давно "откинулся"?

- Какие ты, оказывается, слова знаешь, - Феликс недобро хмыкнул. - Вчера подъехал. Очень, признаюсь, мне тебя на зоне не хватало.

- С чего бы? - Скушно без стукачей.

Слово было сказано. Иван побагровел. Почувствовал, что рука его почти бесконтрольно начала сгибаться в локте.

Заметил движение и Феликс и потому предостерегающе кашлянул. Этого хватило, чтоб Листопад опомнился, - не хватало только проблем с воровским кодлом. Времени хватило и для того, чтобы быстрый, будто калькулятор, Листопадов ум, прикинул, откуда могла пройти информация.

- Замполита Звездина работа, - констатировал он.

Даже мускул на лице Торопина не дрогнул. Но именно отсутствие реакции подтвердило Листопаду - с источником информации он угадал. А потому позволил себе широко и презрительно усмехнуться. Честно говоря, - облегченно. Он уже просчитал все, что будет дальше.

- Мы, между прочим, когда-то корешковали, - сквозь зубы напомнил Листопад. - Так что прежде чем всякую ментовскую туфту на веру принимать, мог меня спросить.