Стив Тольц - Части целого

Так состоялось преждевременное вступление моего брата в криминальную жизнь. Следующие пару лет все время после занятий Терри проводил с Бруно и Дейвом, но поскольку он был еще слишком мал, чтобы одному общаться с подобными типами, мне приходилось тащиться за ним. Поначалу близнецы пытались гонять меня по всяким делам, но Терри настоял, чтобы меня оставили в покое, и мне разрешили сидеть и читать под деревом даже во время уличных драк. А драки вспыхивали постоянно. Члены банды не могли вечером заснуть, если днем не расквасили кому-нибудь физиономию. Переколотив всех, кого возможно, в нашем городе, они ездили подраться в соседние городки, и Бруно для этого увел у отца «лендровер». Там было с кем схватиться. В каждом городе жили крутые парни — новое поколение ждало своего часа, чтобы пополнить ряды обитателей тюрем.

Каждый день после обеда близнецы учили Терри драться. Они выстроили целую философскую систему, основывающуюся на насилии и боевом духе, и пока брат закалял костлявые кулаки, чтобы они приобрели твердость кирпича, Бруно и Дейв задавали друг другу вопросы и сами отвечали на них.

— Для чего тебе руки?

— Чтобы сжимать в кулаки.

— Для чего тебе ноги?

— Чтобы бить.

— Для чего ступни?

— Топтать лицо.

— Пальцы?

— Наносить тычки.

— Зубы?

— Кусать.

— Голова?

— Ударять противника.

— Плечо?

— Метить в челюсти.

И так далее.

Они проповедовали идею, что человеческое тело — не только оружие, а целый арсенал, и, наблюдая, как эти двое вбивали в голову брата свое вкрадчивое евангелие, я примерял их слова на себя: мое тело тоже было целым арсеналом, только нацеленным внутрь, в меня самого.

Если они не дрались, то воровали — все, что попадало под руку. Не отличая ценного от хлама, угоняли развалюхи, тащили сломанные автомобильные детали, школьные принадлежности, спортивные товары; врывались в пекарни и воровали хлеб, а если не было хлеба, уносили тесто; вламывались в хозяйственные магазины и крали молотки, лестницы, лампочки и душевые ситечки; в мясных лавках брали колбасу, крюки для подвешивания туш, телячьи голени; обворовывали почту — забирали марки и оставшуюся корреспонденцию; китайский ресторан лишали палочек для еды, соевого соуса и «печенья-гаданья»; в пункте обслуживания на дороге крали лед и отчаянно пытались его продать, пока он не растаял.

Если кому-то не везло оказаться поблизости после одного из их воровских налетов, следовало готовиться делать покупки. Торговая методика близнецов впечатляла. Бизнес Бруно и Дейва всегда процветал, потому что они нашли на рынке свою нишу — запуганных ими же подростков.

Терри тоже приобщился к их делишкам: лазил в окна и вентиляционные каналы, проникал в самые труднодоступные места, а я в это время оставался на улице и про себя молил, чтобы они поспешили. Молил так истово, что повредил себе. Через несколько месяцев Терри нарастил мышцы, обрел проворство и навыки рукопашного боя, а я снова начал сдавать. Родители, опасаясь возвращения прежней болезни, вызвали врача. Он не знал, что ответить.

— Похоже на нервы. Но с чего бы нервничать двенадцатилетнему подростку? — Врач пытливо оглядел мой череп: — Что у тебя с волосами? Такое впечатление, что они выпадают.

Я пожал плечами и обвел глазами комнату, словно пытался найти свои волосы.

— Только этого не хватало! — закричал отец. — Он лишается волос? Боже, что же это за ребенок?

Когда Терри шел на дело, для меня открывался ящик Пандоры страхов, а когда случалась уличная драка, моя душа вовсе разрывалась на части. Каждый день, когда мы шли домой, я умолял брата бросить свои занятия. Я не сомневался, что ему предстоит умереть у меня на глазах. Учитывая возраст и рост Терри, близнецы вооружили его крикетной битой, и он, припадая на ногу, бросался на врага, размахивал ей и исторгал воинственные кличи. Редкий соперник отваживался проверить, как он управится с битой, но встречались и такие, которые не отступали, и во время одной драки Терри вновь порезали ножом. В ужасе я кинулся в гущу свалки и вытащил его оттуда. Но Бруно и Дейв, желая подзадорить товарища, дали ему несколько тумаков и, хотя кровь продолжала сочиться, отправили обратно в бой. Я протестующе завопил и кричал, пока не осип до хрипоты.

Это были не школьные потасовки, а настоящие войны между бандами. Я вглядывался в яростные лица юнцов, когда они, не щадя жизни, бросались на врага. Их безразличие к насилию и боли вызывало у меня недоумение. Я не мог понять этих существ, с такой дикой яростью мутузивших друг друга. И то, с каким благоговением они относились к собственным ранам, казалось мне непостижимым. Они смотрели на них, как на обретенных после долгой разлуки любимых. Бред!

Кэролайн тоже не могла их понять. Она была вне себя из-за того, что я позволил младшему брату примкнуть к головорезам, хотя и радовалась, что банда встала на мою защиту. От ее сердитых слов на моих щеках вспыхивал румянец: ее внимание — это все, что мне требовалось. Я восхищался собой, радуясь, что сумел с ней подружиться. Наши разговоры были самым главным из того, что мне нравилось в жизни, особенно с тех пор, как Бруно и Дейв каждый день пихали мне в рот раскуренную сигарету и грозили всякими изощренными пытками, из которых я больше всего порадовался перспективе быть похороненным заживо на кладбище животных. Но они не выполнили ни одну из своих угроз: Терри дал им ясно понять — если на мне появится хоть одна царапина, он уйдет из банды. Близнецы ценили талант. Они поняли, что Терри — одаренный преступник. Иначе с какой бы стати они его послушались? Но если бы близнецов спросили, они бы ответили, что дело в сочетании его энергии, его чувства юмора, готовности повиноваться приказаниям и бесстрашия. Как бы то ни было, им нравилось, что Терри с ними, даже если приходилось мириться с его постоянно погруженным в мысли старшим братом, который ничего не делал, а только читал. Книги, которые я брал в библиотеке, невероятно им досаждали. Как ни смешно, они считали, что это во мне нет ничего человеческого, поскольку я только и умею, что перелистывать страницы.

— Откуда ты знаешь, какие книги брать? — как-то спросил меня Дейв. — Тебе кто-нибудь подсказывает?

— Есть определенная методика, — объяснил я. — Если читаешь Достоевского, он упоминает Пушкина. Берешь Пушкина, у того написано про Данте, берешь Данте и…

— Ясно, — оборвал меня Дейв.

— Все книги в какой-то мере написаны о других книгах.

— Я уже понял.

Этот бесконечно плодотворный поиск был бесконечен; мертвые отправляли меня в путешествие во времени, в веках, и если Бруно бесило мое простодушное уважение к такому бесполезному и совершенно не мужскому предмету, как книга, Дейв был заинтригован. Иногда он опускался подле меня после драки и, вытирая с лица кровь, спрашивал: