Зэди Смит - О красоте

- Ты снова здесь, - сказал, кивая, Феликс. - Хорошо.

- Да, - сказал Леви.

- Значит, ты можешь по субботам и воскресеньям. Всегда. А по четвергам?

- Нет, по четвергам нет. Только по субботам и воскресеньям. Этот четверг - исключение. Вышло так, что я сегодня свободен. Повезло.

Феликс снова кивнул, достал из кармана блокнот с ручкой и что-то в нем отметил.

- Рад, что ты хочешь работать. Это здорово, - заключил он, ставя ударения в разных неожиданных местах.

- Я очень хочу работать, Фе.

- Очень хочешь работать, - с одобрением повторил Феликс. - Отлично. Пойдешь на ту сторону. - Он показал на угол улицы через дорогу. - У нас новенький. Будешь работать с ним. Пятнадцать процентов с выручки. Будь начеку - чертовы копы повсюду. Не зевай. Вот твой товар.

Леви послушно взял два баула и двинулся было через дорогу, но Феликс окликнул его.

- Твой напарник. Чучу.

Он вытолкнул вперед тощего парня - плечи не шире, чем у девчонки, между позвонками поместится яйцо. Пышное от природы афро, маленькие пушистые усы и кадык больше его собственного носа. Лет двадцать пять, подумал Леви, может быть, двадцать восемь.

На нем был дешевый оранжевый свитер из акрила, закатанный, несмотря на холод, до локтей, и на правой руке красовался продольный шрам, розовый на черном, начинавшийся в одной точке и расплывавшийся по коже подобно кильватерной струе.

- Тебя так зовут? - спросил Леви, когда они перешли через дорогу. - Как поезд?

- Какой еще поезд?

- Ну, поезд, который мчится на всех парах - чу-чу!

- Это гаитянское имя - Чуч…

- Да, да, конечно. - Леви прикинул, как быть. - Знаешь, я не могу звать тебя так. Давай, ты будешь просто Чу. Это лучше, это звучит - Леви и Чу.

- Но я не Чу.

- Я понимаю, просто моим ушам так больше нравится. Чу, Леви и Чу. Ты вслушайся!

Молчание.

- Это по-уличному - Чу, тот самый Чу. Круто же! Ты вот тут возьмись - не так, а вот так. Теперь хорошо.

- Давай-ка лучше делом займемся, - сказал Чу, убирая свою руку из-под руки Леви и оглядываясь по сторонам. - При таком ветре товар нужно чем-то придавливать. Я взял у церкви несколько камней.

Леви не ждал от напарника столь связной и грамматически правильной речи. В немом удивлении он помог Чу развязать его баул, из которого хлынули пестрые сумки, и встал на простыню, чтобы она не рвалась из-под Чу, пока он кладет на ручки сумок камни. Затем Леви укротил камнями свою простыню и начал прикреплять к ней бельевыми прищепками коробки с dvd. Он пытался вести разговор.

- Все, о чем стоит беспокоиться, Чу, это копы. Будь начеку и дай мне знать, как только их заметишь. Свисти и улюлюкай. Старайся предвидеть их появление, - настоящий уличный парень чует копов за восемь кварталов. Это приходит со временем, это искусство. Но ему надо учиться. Таков закон улицы.

- Ясно.

- Я вырос на улице, у меня все это в крови.

- В крови, говоришь?

- Не волнуйся - со временем ты наловчишься.

- Не сомневаюсь. Сколько тебе лет, Леви?

- Девятнадцать. - Леви считал, что чем больше, тем лучше. Кажется, он ошибался. Чу закрыл глаза и покачал головой - тихо, но заметно. Леви нервно рассмеялся.

- Ладно, Чу, ты все сразу-то в голову не бери.

Чу, надеясь на сочувствие, взглянул Леви прямо в глаза.

- Если бы ты знал, как я ненавижу продавать! - воскликнул он, как показалось Леви, с горечью.

- Но ты не продаешь, Чу! - горячо возразил Леви. Так вот в чем дело - в отношении! Он это мигом исправит! - Ты же не за прилавком стоишь. Ты впариваешь. Это другое. Это по-уличному. Когда впариваешь, живешь. А не впариваешь, ты труп. И никакой не братан. Это то, что нас связывает, играем ли мы на Уолл-стрит[[62]], поем на МТБ или толкаем дешевые сумки на углу улицы. Мы впариваем! Это поэзия, брат!

Наиболее полное на тот момент изложение личной философии Леви повисло в воздухе, ожидая заслуженного «Аминь!»

- Не понимаю, о чем ты, - сказал со вздохом Чу. - Ладно, за работу!

Леви сник. Другим ребятам его энтузиазм по поводу их деятельности тоже был не совсем понятен, но они всегда улыбались и подыгрывали ему. Они освоили тот искусственный словарь, к которому прибегал Леви, описывая их неказистую реальность: зашибала, стремщик, гангстер, ловкач. Рисовавшийся ему образ их группы был лестной заменой действительности. Одно дело лоточник, а другое гангстер. Одно дело торговля, а другое гешефт. Каждому хотелось выбраться из своей одинокой сырой каморки и стать героем яркой хроники, влиться в уличное братство, к которому так убежденно причислял их Леви. Даешь Улицу, гигантскую Улицу братанов, шустрящих на всех углах от Роксбери до Касабланки, от Лос-Анджелеса до Кейптауна!

Леви попробовал еще раз.

- Я говорю, что впаривать - это…

- Louis Vuitton, Gucci, Gucci, Fendi, Fendi, Prada, Prada! - крикнул, как его учили, Чу. Две белые женщины среднего возраста остановились у его простыни и принялись отчаянно торговаться. Леви отметил, что английский его напарника тут же стал куцым и односложным. Не укрылось от него и то, что с Чу покупательницы чувствовали себя гораздо вольготнее, чем с ним. Когда Леви попытался встрять, чтобы расхвалить товар, они взглянули на него изумленно, почти пристыженно. Ах да, Феликс же объяснял, что они не хотят вступать в беседы. Им неловко у тебя покупать. После гипермаркета, где люди так гордятся своей покупательской способностью, Леви все забывал об этом. Он прикусил язык и наблюдал за Чу, который мигом сбыл три сумки за 85 долларов. Еще одно преимущество уличной торговли в том, что клиенты не рассусоливают - быстро платят и быстро уходят. Леви поздравил коллегу с почином.

Чу вынул сигарету и закурил.

- Это не мои деньги, а Феликса, - оборвал он Леви. - Я был таксистом - та же фигня.

- Но мы ведь в доле. Принцип экономики.

Чу саркастически рассмеялся.

- Оригинал - восемьсот баксов, - сказал он, кивая на магазин через дорогу. - Подделка - тридцать. А себестоимость - пять долларов, если не три. Вот и вся экономика. Американская экономика.

Леви в восторге покачал головой.

- И эти тупые коровы отдали тридцать баксов вместо трех? Отпад! Вот что значит впарить.

Тут Чу взглянул на кроссовки Леви.

- Сколько ты за них заплатил?

- Сто двадцать долларов, - гордо сказал Леви и попрыгал на пятках, хвастаясь подошвой со специальными амортизационными вставками.

- Производство - пятнадцать долларов, - сообщил Чу, выдувая клубы дыма из обеих ноздрей. - Не больше. Пятнадцать долларов. Тебе тоже впаривают, друг мой.

- Откуда ты знаешь? Это не так, совсем не так.

- Я с фабрики, где делают твои кроссовки. Точнее, делали. Теперь там ничего не производят, - сказал Чу и крикнул - PRADA! - заманивая новых женщин, число которых росло, словно Чу ловил их тралом. Как это он с фабрики? Что это значит? Но на расспросы времени не было - рядом с Леви стояла группа готочек. Черноволосых, бледных, тощих, с протянутой между ними странной железной цепью - такие девчонки в пятницу вечером шатаются у метро «Гарвард» с бутылкой водки в кармане широченных брюк. Они спросили фильмы ужасов, у Леви они были. Завязалась бойкая торговля, и в течение следующего часа или двух напарники между собой не общались, разве что меняли друг у друга купюры. Леви, не терпевший натянутых отношений, по-прежнему хотел, чтобы Чу полюбил его подобно большинству парней. Он дождался паузы в работе и воспользовался ей.